А потом — прорыв.

Я повторяла свою речь в сотый раз, когда Марго внезапно прервала меня на полуслове.

Они с Тео сидели за кухонным столом, очищая яйца и намазывая тосты маслом.

— Знаешь, Тео, — задумчиво начала Марго, — я когда-нибудь рассказывала тебе, что провела восемь лет в сиротском приюте?

— Нет, — нахмурился тот.

— О… — Марго откусила кусок тоста. Тео уставился на нее.

— А почему ты была в приюте?

— Я не совсем уверена. — Марго жевала и думала. — Наверное, мои родители погибли при взрыве бомбы.

— Бомбы?

— Да. Я так думаю. Но не очень-то помню. Я была совсем маленькой. А когда я наконец убежала из приюта, то была не старше, чем ты сейчас.

В Тео разгорелся интерес.

— А почему ты убежала? — поинтересовался он. — И тебя не поймали?

И Марго, не сдерживаясь, рассказала ему о своей первой попытке побега, в результате которой ее избили до полусмерти, о том, как ее бросили в Могилу, — тут Тео заставил ее подробно перечислить размеры и ужасы этого места во всех мельчайших деталях, — и о том, как она сбежала во второй раз, была поймана и дала отпор Хильде и мистеру О'Хара.

Тео смотрел на маму широко раскрытыми глазами.

Спроси его об исправительном учреждении, велела ей я.

Она повернулась к нему:

— Знаешь, Тео, тогда меня били не в первый раз. И не в последний.

Воспоминание о Сете явилось непрошеным, и глаза ее наполнились слезами. Она подумала о ребенке, которого потеряла. Джеймс приблизился к Тео и обхватил его рукой за плечи.

— А теперь, — очень серьезно сказала Марго, приблизив лицо к лицу Тео, — я знаю, что в исправительном учреждении с тобой случались плохие дела. И мне нужно, чтобы ты рассказал мне, какие именно, потому что, клянусь Богом, сын, я выясню, кто это сделал, и собью с них спесь, помяни мое слово.

Тео побагровел. Он уставился на свои руки, лежащие на столе, одна поверх другой. Очень медленно убрал их и сунул себе под попу.

А потом встал и ушел.

Случившееся с ним в том учреждении заставляло его чувствовать, что с ним самим что-то не так. Когда тебя бьют в лицо или пинают в живот — это объяснимо, это имеет название. Но остальное? Для этого у него не было слов.

Прошел еще год. Тео проводил меньше времени в больнице и больше времени в подвале своего лучшего друга, распивая виски, потом — нюхая клей, потом — куря травку.

Марго расхаживала по своей квартире в Сиднее, не уверенная, что же ей делать. Казалось, еще вчера Тео был ребенком, и его потребности были совсем простыми, такими, как сон и еда. Но теперь, спустя немного времени, его потребности превратились в узел, который она не могла ни распутать, ни завязать.

Кит подошел к ней, когда она сидела на балконе, впервые за долгое время наливая себе джин-тоник. Я кивнула Адони, ангелу-хранителю Кита и его дальнему предку. Адони предпочитал держаться особняком.

Я внимательно наблюдала за Китом. Он оставался в поле зрения Марго куда дольше, чем я ожидала. Да, я ухитрилась изменить кое-что, но была ли я рада этим изменениям? Не совсем. В моей версии жизни мы с Китом были любовниками несколько месяцев, обнаружили, что предпочитаем рабочие отношения, и продолжали жить каждый своей жизнью. Такая версия сделала бы куда более легким воссоединение Марго и Тоби. Но теперь, наблюдая, как Марго изливает свои жалобы Киту, наблюдая, как тот просто слушает и кивает в нужных местах, я начала сомневаться. Может, она должна остаться с Китом. Может, он ей подходит.

— Что я могу сделать? — наконец спросил он, зажав ее маленькую бледную руку между своих ладоней.

Марго вытащила руку.

— Я просто не знаю, как за это взяться, — сказала она. — Тео делает в точности то же, что делала я. Я — лицемерка, раз говорю ему так не поступать.

— Нет, не лицемерка, — ответил Кит. — Ты его мама. Как раз то, что ты сама так поступала, дает тебе больше прав надрать ему за это задницу.

Она пожевала ноготь.

— Может, я должна переехать туда…

Кит откинулся в кресле. Подумал несколько мгновений и сказал:

— Привези его сюда. Позволь мне с ним встретиться наконец.

Прошла минута. Марго размышляла. Готова ли она к такому?

Вскоре после этого Тео встретил в аэропорту Сиднея высокий абориген с тронутыми сединой косичками и шрамами на лице, который представился как Кит.

Если вы никогда раньше не встречали австралийских аборигенов, что ж, тогда вы можете вообразить реакцию Тео.

Кит отвел Тео к помятому джипу на автостоянке и велел запрыгивать внутрь.

— Куда мы? — зевнул Тео, бросив свой рюкзак на сиденье.

— Приклони голову, маленький приятель, отдохни! — сквозь шум двигателя прокричал Кит. — Вскорости будем!

Они ехали несколько часов. Тео уснул на заднем сиденье, свернувшись на своем рюкзаке. Он проснулся посреди пустынного района, под небом, на котором мерцали созвездия, а вокруг надрывались сверчки. Джип Кита стоял под деревом.

Тео осмотрелся, на мгновение забыв, что он в Австралии, и гадая, где его мама. Кит появился у пассажирской дверцы. Вот только на нем больше не было рубашки-поло и слаксов. Он был голым, если не считать красной ткани вокруг талии, его лицо и широкий торс были размалеваны толстыми белыми кругами. В правой руке он держал длинный шест.

Тео едва не выпрыгнул из собственной кожи.

Кит протянул ему руку.

— А теперь давай, — сказал он. — Выскакивай. К тому времени, как я с тобой покончу, ты будешь истинным туземцем.

Тео откинулся назад, подальше от протянутой к нему руки.

— И сколько на это уйдет?

— На это уйдет длина одной веревки, — пожал плечами Кит.

Три недели спустя Тео улетел домой. За исключением того времени, что Тео был с Марго в ее доме, ночи он проводил под широким небом, иногда просыпаясь, чтобы обнаружить змею, скользящую мимо его подушки, а низкий голос из тени наставлял его, как пронзить копьем эту змею и снять с нее шкуру. А днем он учился добывать огонь с помощью двух сухих кусков дерева или изготовлять пасту из камня и воды, чтобы потом разрисовать ею свою кожу или изнанку большого черного листа.

— Каковы твои сновидения? — спрашивал Кит снова и снова.

Тео качал головой и говорил что-то вроде:

«Я хочу вступить в „Никсы“. — Или: — Мне хотелось бы получить мопед на Рождество».

И Кит качал головой и рисовал акулу или пеликана.

— Каковы твои сновидения? — спрашивал он до тех пор, пока однажды Тео не взял у него палочку и пасту и не нарисовал крокодила.