litbaza книги онлайнФэнтезиДети заката - Тимофей Алексеев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 62 63 64 65 66 67 68 69 70 ... 96
Перейти на страницу:

Шест, осыпав мелкую ледяную крошку, ушёл наполовину и уткнулся во что-то мягкое. Данила, приподняв его немного, с силой вогнал обратно. Но тут же шест вылетел из берлоги, чуть не зацепив собаку. Данила ждал медведя, держа на мушке чело берлоги. Мешала собака, тогда он отступил немного в сторону, на секунду выпустив из внимания берлогу. И в тот же миг увидел, как собака, описав кривую дугу, с выпушенными красными кишками упала почти рядом с ним, и буро-грязная туша не виданных ранее размеров будто заслонила от него небо. Выстрел на какое-то мгновение остановил медведя, только перезарядить ружье Данила не успел. От удара лапы он отлетел в снег, потеряв незаряженное ружье, но, падая, успел выхватить нож.

Вот в это самое мгновение он потерял страх! От смерти на волосок, а страха нет. Весёлость в него вошла и какая-то бесшабашность. Не было дум ни о прошлом, ни о настоящем и будущем. Перед ним остался только короткий отрезок жизни, выхваченный, как мгновение, длиною в локоть. И ничего его уже не тяготило… И когда медвежья пасть дохнула на него запахом неминуемой смерти, он воткнул нож в шею зверя. Пенистая струя крови ударила в лицо, а страшная боль словно разорвала его пополам. Перед глазами поплыла медвежья оскаленная морда, поплыл невесть откуда взявшийся человек с рогатиной, одетый в странную одежду, без шапки, с длинным русым волосом, стянутым на голове кожаным ремешком. Небо и солнце, скатившееся к горизонту, стали красными, а снег из белого стал чёрным и горячим. Данила понял, что умер, а всё, что он увидел перед самым концом, — это и есть смерть. Он еле разлепил похолодевшие вдруг губы и прошептал человеку с рогатиной:

— Ты за мной пришёл, святой Николай?

Очнулся Данила ночью. Он понял, что лежит совершенно голый на тёплой медвежьей шкуре. И — чудеса! — вокруг снег, а ему не холодно. Пахнут, дурманят травы, будто он на выкошенном вчера луге. Потому что запах на другой день на кошенине особый… Вокруг горят костры, ходят какие-то люди. Он помнит, что попал под медведя, а боли нет, словно и не было раны. Он хотел поднять голову, чтобы убедиться, что рана есть, но голова тяжёлая даже не приподнялась. И руки тоже недвижимы… Но глаза видят! Людей видят, мясо медведя, развешанное по деревьям. Мелькнула мысль: почему он раздет? Не хотят ли обрядить его в последнюю дорогу? И почему он не чувствует холода? И снова мысль: а во что они меня будут обряжать? Рубаха новая ведь дома осталась! И штаны мать сшила новые по осени. Надо бы им сказать! Что же идти-то туда в старом да порванном? И снова вспоминал, как в деревне хоронили. Даже для безродного мужика Авдея, когда его пьяного бык зашиб насмерть, и то по дворам одёжку новую собрали. Положили в гроб красавцем, как и при жизни-то он никогда не ходил. А его почему так?…

Видел, как подняли с костра котёл, от которого шел пар, и понесли к нему. Так это от котла пахнет травами!.. Ну, вот, сейчас они меня и обмоют!

Только опять же… У них в деревне обмывала всегда одна и та же старуха. Говорили, что она девственница, и только ей положено обмывать и собирать в последний путь. А тут мужики — чудно! Так они же меня сейчас ошпарят! Испугался Данила, но тут же подумал: а мертвому чего? Все одно уже ничего не страшно и не больно.

Достали мужики из котла травы, обложили его, стали поливать из котла дымящейся водой. А вода и не горячая вовсе, только вспенилась вдруг на нем, словно брага хмельная, невыбродившая. А от запаха закружилась голова да в ушах звон пошел, словно он на тройке с бубенцами.

Видел он такую один раз всего… Кататься-то не катался: да и кто посадит его в кошеву? Начальство тогда на огонь-конях в Верхнюю Каменку приезжало. А им разрешили только бежать за тройкой. А теперь будто он сам в той кошеве. Но не ямщиком на облучке! Лежит в покрытой медвежьей шкурой полости, а кони без кучера несут его будто и не по земле вовсе, так как нет скрипа снега. Оглянулся: а действительно, землю скрыла снежная пыль! Как в молоке земля! А тройка на огненную зарю летит! Кони в огне, и гривы солнечными лучами развеваются.

И вдруг весело ему стало и приятно! Во всем теле легкость! Нет ни людей, ни костров — всё, что окружало его, отодвинулось. Осталось только небо с гаснущими пред утром звёздами да огненные кони! И оттуда, куда стремилась тройка, полилась песня, длинная-длинная, печальная и осязаемая, словно она обрела форму. И от неё, как от русской печи, тянуло сухое тепло. От песни загорелось сначала в груди, будто от костра отлетел уголек, и пробил грудь, и остался в ней. Потом тепло пошло по рукам и ногам, словно бражки он выпил в первый раз. А голову заполняла песня! Когда же не осталось в нём свободного места, слова рассыпались вокруг него колокольцами. И завертелась земля вместе с Данилой…

Второй раз очнулся он от лая деревенских собак. Лежал у большой кедры на пихтовом лапнике. Костёр дышал смолевым дымом ему в лицо, заставляя прикрывать глаза и морщиться. Он пошевелился и с радостью понял, что тело принадлежит ему. Оно слушается! Не как в первый раз! А значит, он жив, и всё, что виделось ранее, было всего-навсего мороком, как и Николай Угодник с рогатиной, пришедший к нему на помощь. Данила приподнялся и увидел уже замороженное мясо медведя, которое тоже лежало на лапнике, и человека, идущего со стороны реки. Когда он уже подошёл настолько, что можно было видеть лицо, Данила узнал в нем Николая Угодника. Он прижался спиной к кедру. Опять блазнится? Но сейчас день… Человек снял лук с плеча, прислонил к дереву рогатину.

— Ты Николай Угодник? — Данила с интересом рассматривал необычного человека. — Почему ты мне вновь явился? Я ведь жив!

— А что за человек, твой Николай Угодник? — вопросом на вопрос спросил длинноволосый бородатый человек.

— Это святой! За охотников заступник.

— Заступник есть один для человека — Небесный Дед! Ему хвалу возносим за удачу. Он охраняет нас от темноты и мора. Он и тебе помог, чтоб выжил ты для сохраненья рода.

Данила не понимал, о ком говорит этот человек. Дед Небесный — он что, так Иисуса Христа зовет? А если Дед, то люди, выходит, — внуки? Может, он из тунгусов? Говорит только странно — певуче, те так не говорят. Да и не похож на них: те маленькие, глаза узкие, и бороды у них так себе, клочками, словно редкий ягель. Но всё же не стерпел:

— А ты не из тунгусов будешь?

— Это ты о людях, которые кочуют на оленях? Нет, я воин непокоренных руссов. — Человек сел к костру. — Как солнце ляжет на закат, домой уйдешь. На следующей заре веди свой род к реке, там освежёваны олени — помогут роду голод пережить. Между родами подели окрестных деревень…

— А где твоя земля? Ты странно говоришь… И как попал сюда?

Данила во все глаза смотрел на незнакомца. Где-то в глубине души он ещё считал, что морок продолжается. Верхняя одежда из шкур, нож на шее, лук и стрелы… Ну, ладно про рогатину отец и дед рассказывали. Но чтобы ходить на охоту с луком? Когда ему лет пять было, ходил с луком, но это было детство…

— Моя земля… — по лицу человека пробежала тень печали, — в небытии, охотник… В утренней заре пока наш дом. Но сколько на светило ни смотри — глаза опустишь долу, а дом мой не увидишь… А как попал? Ты нас призвал, как только страх забыл! Когда ты, смерть поправ, свободным стал! Из отрока в мужчину превратился, в воина.

1 ... 62 63 64 65 66 67 68 69 70 ... 96
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?