захудалым салунам, он также был озабочен тем, чтобы его покупатели спиртного получали высококачественный товар. До введения сухого закона алкогольный бизнес в США состоял из небольших семейных винокурен и торговцев, многие из которых были евреями, которые производили спиртные напитки и разливали их по бутылкам, не пытаясь обеспечить последовательность и контроль качества, и две бутылки спиртного под одной и той же этикеткой не были одинаковыми на вкус. Но поскольку американской публике это было безразлично, то, похоже, это и не имело значения. Некоторые виски до сухого закона разливались по бутылкам в том виде, в каком они выходили из бочек. Чаще его разбавляли новым виски, спиртом-сырцом и водой. В 1899 г. группой еврейских винокуров была организована Distilling Company of America — печально известный трест Whiskey Trust, которому некоторое время удавалось контролировать большую часть производственного бизнеса виски в Кентукки. Трест потерпел крах четырнадцать лет спустя, когда не смог конкурировать с более низкими ценами, предлагаемыми региональными винокурами в своих регионах. Кроме того, виски из Кентукки должны были выдерживаться три-четыре года, но затраты на содержание запасов трех-четырехлетней продукции стали непомерно высоки. Чтобы облегчить проблему с денежными потоками, трест продавал виски без выдержки дистрибьюторам в том виде, в каком он выпускался, предлагая дистрибьюторам самим позаботиться о выдержке. Дистрибьюторы, разливавшие виски под своими этикетками, по своему усмотрению либо выдерживали его, либо нет. Большинство из них этого не делали. В результате качество виски было низким или, в лучшем случае, неравномерным. Учитывая количество евреев, вовлеченных в эти недобросовестные сделки с алкоголем, было бы несправедливо сказать, что одним из негласных мотивов движения за запрет был антисемитизм, так же как в следующем году в США было успешно проведено движение по выводу кинобизнеса из-под «еврейского контроля» путем принуждения кинокомпаний к отказу от своих кинотеатров. Намек на то, что сухое право было отчасти антиеврейской реакцией, содержится в аргументах «сухих» о том, что пьянство было причиной большевизма. Большевизм означал Россию, а для большинства американцев Россия означала русских евреев.

Однако закон, вступивший в силу в январе 1920 г., привел к парадоксальному результату: в долгосрочной перспективе он улучшил качество спиртного, которое пили американцы. Запрет быстро заставил бутлегеров быть более осторожными и разборчивыми в том, что они продавали своим клиентам. Конечно, некоторые беспринципные продавцы могли предлагать ядовитый древесный спирт, замаскированный ароматизаторами, и называть полученную продукцию джином из терновника, но это был не самый лучший способ стимулировать повторный бизнес. Мейер Лански и его друзья вполне здраво рассудили, что не стоит распространять информацию о том, что Лански предлагает что-то, кроме настоящего. Точно так же люди, подобные Сэмюэлю Бронфману, стали гораздо тщательнее следить за тем, что они продают таким людям, как Мейер Лански. Некачественная партия виски могла привести к печальному эффекту домино, последствия которого распространялись от несчастного покупателя к местному бутлегеру, его поставщику и, наконец, производителю. На карту могут быть поставлены жизни и деньги. И вот «контроль качества» — понятие, неслыханное до 1920 г., — волей-неволей пришло в ликеро-водочный бизнес, навязанное ему «сухим законом».

Конечно, можно было играть в маленькие игры. Например, скотч, когда Лански только начинал заниматься бутлегерской торговлей, стоил ему около 25 долларов за ящик, включая накладные расходы — подкуп пограничников, наем лодок для перевозки контрабанды через Еврейское озеро, стивидоров для погрузки и разгрузки, а также складирование. Цена на бутлег-скотч составляла около 30 долл. за пятую часть, что давало Лански прибыль около 330 долл. за ящик, или 1500%. Вскоре, однако, ему удалось разработать систему, которая позволила увеличить прибыль в три раза — до 1000 долларов за ящик, или 4500 процентов.

Одна из лазеек в законе Волстеда заключалась в том, что, хотя алкоголь нельзя было продавать, врачи могли выписывать его пациентам, которым он требовался по медицинским показаниям. Поэтому медицинский спирт продолжал производиться в США совершенно легально, и сразу у многих врачей появилось огромное количество случаев, когда для поддержания здоровья пациента требовались ежедневные дозы алкоголя. В каждом крупном американском городе имелся хотя бы один лицензированный государством производитель медицинских спиртных напитков, и Лански со своей группой начал скупать эти компании. Позже Лански признавался, что иногда приходилось применять тактику «силового давления», делая «предложения, от которых невозможно отказаться», но в основном лицензированные производители охотно соглашались на новых партнеров, когда им сообщали о впечатляющих сверхприбылях, на которые они могли рассчитывать.

Система работала следующим образом: каждую кварту нелегально ввезенного шотландского виски смешивали примерно с двумя квартами недорогого, легального и дешевого спирта-сырца. Затем в полученную смесь добавлялись красители, которые придавали ей нужный оттенок. Лански нанял профессиональных химиков и дегустаторов, чтобы убедиться, что конечный вкус виски неотличим от настоящего. Очевидно, что смесь должна была продаваться в бутылках с этикетками, похожими на шотландские, поэтому Лански купил производителей бутылок и типографии, которые изготовили характерные формы бутылок и этикетки Johnnie Walker, Haig and Haig Pinch, Dewar's и т. д., которые были почти идеальными факсимиле. В процессе превращения одной бутылки настоящего шотландского виски в три бутылки поддельной шотландско-спиртовой смеси Лански вскоре занялся риэлтерским бизнесом, поскольку необходимо было также приобрести склады для хранения своих огромных запасов. По оценкам, в разгар сухого закона шестнадцать миллионов галлонов легально произведенного алкоголя использовались для изготовления сорока восьми миллионов галлонов виски «а-ля Мейер Лански».

О Лански часто говорили, что, если бы он выбрал более законное предприятие, он мог бы, обладая деловым гением, возглавить компанию General Motors. В 1925 году сам Лански хвастался, что его бизнес, возможно, больше, чем у Генри Форда, и, возможно, он был прав.

К середине 1920-х годов его доходы были огромны, но вместе с тем росли и расходы. Примерно сто тысяч долларов в неделю — или более пяти миллионов долларов в год — уходило на взятки и «подмазки» городским чиновникам, а также на другие формы защиты. Только в Нью-Йорке взятки полицейским составляли десять тысяч долларов в неделю и выплачивались по всей линии — от капитанов участков до патрульных. Тем не менее, Лански и его партнеры делили между собой чистый доход в размере более четырех миллионов долларов в год, в то время как соблюдение запрета по закону оставалось за кадром. За полтора десятилетия действия запрета федеральные агенты арестовали 577 тыс. подозреваемых в совершении преступлений, конфисковали более миллиарда галлонов бутлегерского спиртного, изъяли 45 тыс. автомобилей и 1300 лодок, предположительно участвовавших в незаконной торговле. И все же помощник министра финансов США Линкольн К. Эндрюс, отвечавший за исполнение закона Волстеда,