По инструкциям, выпущенным для вновь назначенного директора кяхтинской таможни Романа Пятова, можно получить некоторое представление о его широких полномочиях и экстраполировать их на нравы этого торгового по своей природе города. Наряду с обычного рода наставлениями и указаниями по процедуре ведения дел толковой бюрократической конторы в данном пространном документе (включавшем 37 статей) Р. Пятову поручалось позаботиться о том, чтобы на кяхтинский «купеческий двор» не проникали посторонние лица. То есть там не должно было появляться никого, кроме купцов и назначенных ими агентов, хранивших товары на складах, а также крестьян и ремесленников, непосредственно обслуживавших торги. Купцы, выступавшие в качестве комиссионеров, агентов купцов и розничных торговцев на основании сенатского указа от 1744 года, должны были предъявить кредитные письма или аттестации (доверительные письма), выданные их хозяевами или деловыми товарищами. Категорически запрещалось хранить товары, доставленные на торги, в частных домах или помещениях. Их следовало размещать в специальном месте, постоянно доступном для досмотра сотрудниками таможенной службы. В обязанность директора таможни входил досмотр на наличие контрабанды у всех прибывающих и отъезжающих купцов. Собственными инструкциями ему вменялось в обязанность выявление попыток незаконного провоза свинца, серебряных рублей и прочей валюты, драгоценных металлов в любом виде, ревеня и табачных шаров, перечисленных в декретах 1734, 1735, 1744 и 1753 годов. Обо всех нарушителях таможенного режима следовало докладывать в губернскую канцелярию Иркутска и в Сибирский приказ. Для текущего обслуживания пограничных караульных помещений Р. Пятов пользовался правом на назначение офицеров и выделение в их распоряжение команд солдат, но при этом он не освобождался от обязанности пристального надзора за ними с точки зрения выполнения личным составом всех касающихся его приказов и распоряжений. Даже при наличии в Кяхте малочисленной городской администрации, по большому счету состоявшей из купцов, директор таможни, по крайней мере до обсуждаемого времени, нес ответственность за местные судебные органы. То есть за местный словесный суд и расправу. До учреждения в Кяхте ратуши в 1774 году директор таможни больше выступал в роли пограничного воеводы, располагавшего широкими административными, исполнительными и судебными полномочиями, значительно превышавшими полномочия градоначальника в каком-нибудь степенном месте далеко от границы. Вместе с авторитетными купцами в пригороде он управлял делами коммерческой заставы, а не городского центра.

Одним из непреодолимых затруднений в деятельности почти всех купцов в России XVIII века считается использование ими кредита исключительно под ростовщический процент. До середины того века отсутствовала какая-либо форма системного кредитования, хотя на протяжении сотни лет купечество и государственные чиновники сокрушались по этому поводу и предлагали различные варианты решения данной проблемы. Первым официальным кредитным учреждением стала Монетная контора, основанная в 1729 году и просуществовавшая по крайней мере до 1736 года. Поскольку «многим нашим российским подданным, нуждающимся в деньгах» приходится их занимать под ростовщические ставки в 12, 15 или 20 процентов, в конторе приступили к выдаче мелких ссуд. Но на внешней торговле это не сказывалось, и положение купцов от такой деятельности не улучшалось.

Реальное начало деятельности ссудных банков в России связано с основанием во времена правления Екатерины Великой в 1754 году Государственного заемного банка, поручителем которого числился энергичный князь П.И. Шувалов, служивший министром, отвечавшим за внедрение практически всех либеральных экономических мер того времени. Клиентами данного банка стали две основные категории подданных российской короны: печально известные представители дворянского сословия Москвы и Санкт-Петербурга, постоянно нуждавшиеся в наличных деньгах, и российские купцы, занимавшиеся торговыми операциями в порту Санкт-Петербурга. Последние брали в Государственном коммерческом банке (такое название присвоили коммерческому отделению Государственного заемного банка) капитал для обеспечения торговой деятельности на срок не меньше месяца и не больше года по поразительно выгодной годовой ставке 6 процентов. Данный банк находился в ведении Коммерц-коллегии и передавался под управление его президента (Якова Евреинова) до 1764 года, когда из-за его несостоятельности на порученном посту общее управление перешло к самой коллегии. Его упразднили в 1782 году, а остававшийся на балансе капитал передали в распоряжение Петербургского дворянского банка.

Размер ссуды Государственного коммерческого банка не мог превышать три четверти от стоимости товаров, предлагаемых в качестве имущественного залога. Изначально данный банк располагал капиталом на 500 тысяч рублей (по сравнению с 750 тысячами рублей у Петербургского дворянского банка), а его статус определялся как исключительно ссудный банк. В нем не проводилось операций со счетами или вкладами. По сведениям от Саула Яковлевича Борового, на шести сессиях Сената, посвященных обсуждению вопроса формирования данного банка, речь как-то зашла о расширении его функций, в частности об обслуживании им купцов не только из Санкт-Петербурга, но в конечном счете предпочтение досталось одним только столичным коммерсантам. Возможно, свою роль сыграло то, что главная функция Государственного коммерческого банка, и П.И. Шувалов на ней настаивал, предполагалась в укреплении российского коммерческого кредита на Амстердамской фондовой бирже. Под эгидой Я. Евреинова предназначение его банка ограничивалось сужением собственного капитала, но управлялся он скверно. К 1764 году совокупный капитал, тогда превысивший 800 тысяч рублей, находился на руках у заемщиков, а сумма просроченных ссуд достигла 382 тысяч рублей. Господин Боровой совершенно определенно утверждает, что Я. Евреинов на своем посту весьма обогатился лично, а в свете его, мягко говоря, нечестивого, хотя и не получившего достойную оценку участия в ревенной монополии С. Свиньина такой вывод вполне заслуживает доверия. После 1760-х годов активной деятельности Государственного коммерческого банка не просматривается.

В 1760 году по инициативе снова преобразованной Комиссии о коммерции в Астрахани открывается местный банк специально для обслуживания армянских купцов, торговавших там. О его судьбе мало что известно, и его существование совершенно определенно китайских купцов практически не волновало. Три года спустя поступило предложение об открытии банка в Мадриде, но дальше пустых слов дело не пошло. К 1769 году относится основание Государственного ассигнационного банка, но он относился к эмиссионной категории, поэтому в нем не проводились операции по кредитованию в сфере землевладения или торговли.

За исключением, возможно, Государственного коммерческого банка в Санкт-Петербурге ни один из этих новых банков или кредитных учреждений не оказал никакого влияния на состояние торговли с китайцами. Можно себе представить, будто один или два крупных купца, которые вели свои дела в Кяхте через своих агентов, на самом деле взяли для себя ссуды в данном банке. Однако короткий срок погашения займа выглядел весьма невыгодным условием для торгового предпринимателя, доставляющего товары от монгольской границы на рынки Амстердама, Лондона или Гамбурга. В 1764 году группа коммерсантов подала прошение о продлении срока погашения ссуды до четырех лет, и им даровали разрешение на отсрочку платежа, но к тому времени у самого банка возникли собственные затруднения, и впоследствии его относительно активная деятельность прекратилась. Усилия П.И. Шувалова по стимулированию торговли выглядели весьма похвальными, но одновременно настолько суженными по масштабу и сосредоточенными непосредственно на совершенствовании рынков сбыта товара в Санкт-Петербурге и других европейских городах, что они не имели никакого видимого эффекта на улучшение ситуации в Сибири.