Когда мы подбегаем к нашему спортуголку на заднем дворе «Псарни», ловлю на себе немного опасливые взгляды.

— Не боись, парни, не садист я. Сегодня тестов не будет, хорошего помаленьку. Турник, брусья и в душ.

Вместо ответа — дружный облегченный вздох. Ах, вот вы как? Ладно, блин, халтурщики, в следующий раз я не поленюсь для вас у Костылева три бронежилета выпросить и в них заставлю «чирик» бежать.

Ожидавший своей очереди на турник Коваль подошел ко мне.

— Слушай, Михаил, а что это было? Ведь я на самом деле думал, что все, прибежал… Сил нет: икры «забились», поясницу ломит, да еще и в боку колет — будто туда спицу вогнали. А когда попробовал, задержав дыхание, бежать, как-то сразу легче стало, даже дыхание выровнялось. Добежал уже вообще почти спокойно, без напряга.

— Это, Тема, у тебя «второе дыхание» открылось.

— А это что еще за фигня такая?

— Знаешь, — наморщив лоб, я озадаченно чешу в затылке, — если честно, то я и сам толком не знаю… Был у меня один разбиравшийся в вопросе знакомец, так вот он говорил, что в человеке в круге кровообращения участвует не вся кровь. Какая-то ее часть вроде как в резерве, на случай всяких непредвиденностей. Вот, например, ты слыхал, что когда человек замерзает насмерть, то в самом конце ему вдруг становится тепло, и он просто засыпает?

— Ну, да, что-то такое слышал…

— Вот как раз в этот момент организм, чтобы выжить, отдает свой последний резерв, эту самую резервную кровь.

— А бег тут при чем?

— Гляди, Тем: ты бежишь, тебе и так хреново, печень болит, воздуха не хватает. А тут вдруг ты еще и дышать перестаешь. Тело, оно же само думать не умеет, и все, что с ним в этот момент происходит, воспринимает как смертельную угрозу. И отдает этот самый «кровяной резерв». А тебе становится легче. Вот это и называется «второе дыхание», когда тебе вроде только что была совсем хана, а потом вдруг резко полегчало.

— Надо же, вот никогда бы не подумал, что оно все так сложно…

— Если честно, то я и сам все это от того знакомого почти случайно узнал, так, к слову пришлось в разговоре. Мало того, не факт, что все правильно понял и запомнил и что сейчас тебе тут все не переврал, — усмехаюсь я. — Ладно, хватит лясы точить, турник уже свободен, так что давай к снаряду!

— А после обеда сегодня что? — интересуется спрыгнувший с брусьев Толя.

— После обеда — тактика. Будем отрабатывать передвижения в «двойках» и «тройках» по открытой местности, по улицам и при зачистке зданий. Устраивает?

— А то! — широко улыбается напарник.

— Ну тогда в душ топай.

Сразу после обеда, дав парням буквально полчаса на переварить съеденное, я повел их на то самое стрельбище, на котором сначала пристреливал свой «АК-103», а потом принимал у Толи зачет по огневой. Конечно, этот пустырь — далеко не самый лучший полигон, но для обучения движению «перекатами» вполне подходит. В принципе в «перекатах» ничего сверхъестественного нет: двигаются себе бойцы по полю короткими рывками-перебежками по пять — десять метров, пока один бежит — двое его прикрывают, а потом он прикрывает их. Все дело в синхронности и согласованности. А вот их можно достичь только тренировками. Вот и будем тренироваться.

— Слушайте, хлопцы, а чего вы орете как умалишенные? — поинтересовался я после нескольких пробных прогонов. — Ладно на тренировке, а если в боевой обстановке надо будет скрытно к противнику подобраться? Ваши «Готов!» и «Пошел!» за версту даже глухой услышит. Неужели нельзя знаками готовность обозначить?

На лицах ребят смущение и замешательство. Понятно…

— Вы хоть какое-то понятие об условных жестах имеете?

— Нууу… Как тебе сказать, Миш… — тянет Толя.

— Да как есть, так и скажите. Вот это что? — Я вскидываю вверх правую руку с раскрытой ладонью.

— К бою? — неуверенно смотрит на меня Коваль.

— Понятно! — обреченно машу рукой я.

Хотя, а чего удивительного? При проводке колонн эти жесты на фиг не нужны. При охране объектов — тоже. Там упор больше на радиосвязь. Ладно, похоже, придется и этому учить.

— Глядите и запоминайте, парни, ничего сложного тут нет. Если я поднял вверх раскрытую ладонь — это значит «Внимание!». По этому сигналу вы должны занять оборону и вести наблюдение в своих секторах. Если я поднял сжатый кулак, вот это уже команда «К бою!». Если кулак сначала сжат, а потом я его несколько раз разжал, растопырив пальцы, и назад сжал — значит, обнаружил на пути «растяжку» или мину…

Что ни говори, ученики мне попались смышленые и опытные. На все объяснения и проверку ушло минут сорок, не больше.

— Ладно, раз запомнили, давайте еще раз попробуем, но теперь уже без воплей.

Поначалу получалось чуть хуже, чем с криками, периодически кто-то отвлекался и пропускал команду или начинал движение, не подав сигнала, но уже через десяток проходов эта далеко не святая троица заработала четко и слаженно — любо-дорого поглядеть. Ну, значит, пора возвращаться в «Псарню» и отрабатывать в отданном мне «на растерзание» старом сарае и рядом с ним передвижения по улице и в зачищаемом помещении.

Закончили только в седьмом часу вечера, когда солнце окончательно село за горы и единственным источником света стали уличные фонари и глядящие во двор светящиеся окна гостиничных номеров. Парнями по итогам занятий я был вполне доволен. Как ни крути, наличие реального боевого опыта и желание обучаемого — великое дело. Обучить так быстро чему-нибудь бойцов-срочников или новичков в ОМОНе точно не получилось бы. А вот с парнями другое дело: учиться хотят и впитывают новые знания словно губка, да еще и очень быстро, большинство нужных навыков уже есть, пусть даже сами обучаемые об этом не подозревают, а мне только остается их знания и умения слегка «огранить», дополнить и в нужную сторону направить.

Когда приняв душ и переодевшись, я спустился в зал, меня прямо у лестницы перехватил Кузьма.

— Миша, Костылев только что звонил, просил к нему зайти, срочно. Сказал, ждет в Комендатуре, никуда не уходит. Так что, думается мне, не мешает тебе поспешить. Комендант — мужик серьезный, просто так, без повода, дергать не будет.

Идти, если честно, никуда не хочется. Я хоть парень и крепкий, тренированный, но «червончик» крайний раз бегал уже давненько. И теперь чувствую себя не лучшим образом: мышцы побаливают, а ноги при ходьбе так и норовят согнуться то выше, то ниже коленного сустава, особенно на лестнице. Но делать нечего. Игорь действительно вряд ли станет вызывать к себе поздним вечером без важных на то оснований. Поблагодарив Кузьму и на ходу поздоровавшись со всеми знакомыми в зале, выхожу на улицу и направляюсь в Комендатуру.

Рабочий день уже закончился, и в Комендатуре, кроме ярких прожекторов, освещающих площадь и прилегающую территорию, свет горит всего в нескольких помещениях: в прикрытом толстыми металлическими ставнями с узкими бойницами окне «дежурки», маленьком оконце проходной и в кабинете Коменданта. Наверняка есть люди и на узле связи, и в секретной части, но там окон нет. Часовые на входе о моем визите уже осведомлены и пропускают меня без лишней волокиты.