— Не понимаю я этой веселости, совершенно ясно, что присутствие здесь нашей очаровательной гостьи означает чей-то провал. Или она не ощущает неловкости? Бастард может проглотить все что угодно.

Марк вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

— Ax, дорогая тетя Вильгельмина, вы правы, эта гостья находится здесь под моим покровительством. Я приберегаю ее на тот случай, если мне вдруг взбредет в голову избавиться от Дукессы. Но скажите, как она вам? Вы одобряете мой выбор?

— О, она хорошо воспитана, это сразу заметно. Я готова рассматривать ее как потенциальную невесту для Тревора или Джеймса. Мисс Гриншоу, обладаете ли вы достаточным приданым, чтобы претендовать на руку и сердце членов семьи Уиндем?

Всеобщее веселье усилилось при этих словах, одна лишь тетя Вильгельмина оставалась серьезной. Хорошо по крайней мере, что за столом не было Близнецов и Урсулы.

Даже если случай с Селестой был шуткой, особых поводов для веселья у Дукессы действительно не было. Ничего не изменилось, она носила ребенка, которого ее муж не хотел. Сейчас, в этот поздний час, она все еще была одна.

Когда смежная дверь наконец открылась, она почувствовала лишь пустоту и ноющую боль внутри. Этот веселый вечер совершенно обессилил ее.

— В чем дело? — спросил Марк, присаживаясь на край постели. — Неужели я недостоин какого-нибудь приветствия или улыбки?

Она с трудом удерживала глупые слезы.

— Улыбка есть, ее просто не видно. — Он поднес к ее лицу свечу.

Дукесса поспешила отвернуться, но он быстро взял ее за подбородок и снова повернул к себе. Лицо его вдруг стало мрачным.

— Только не плачь, Дукесса! Я предпочитаю, чтобы ты кричала на меня. Слезы — это очень скучно.

— Возможно, тебе понравилось бы больше, если бы я выстрелила в тебя? Ладно, оставь. Все это пустяки.

Он усмехнулся. Она знала, что он не отстанет, пока не докопается до причины ее слезливого настроения. Дукесса села в постели и обняла его.

— Пожалуйста, Марк, забудь о том, что ты не хотел меня, что я женила тебя на себе, забудь о моем отце и о том, что ты не хочешь моего ребенка! Только целуй и люби меня.

Какое-то время он молчал, а потом она ощутила его ответную ласку. Скоро он был уже в ней, и она задыхалась от наслаждения.

— Ты женщина, в которой все устроено специально для меня. Знаешь об этом, Дукесса? Ты только моя. Почувствуй нас вместе. Я никогда не думал, что такое возможно. Наслаждайся этим, Дукесса!..

Она так и делала, ощущая себя уже не один раз переполненной и опустошенной его лаской. Его близость бесконечно волновала ее, наполняя чувством безграничной любви. Казалось, оно пришло откуда-то извне и теперь управляло ею всецело, нисколько не завися от нее. Чувство древнее, как земля или как космос, окружающий землю.

Марк заснул, обнимая ее. Голова Дукессы лежала у него на плече. Она тоже хотела заснуть, но сон все убегал от нее. Она думала о своем ребенке. То, что она носит в себе ребенка Марка, казалось ей невероятным, чуть ли не волшебным.

Ее рука лежала на его груди, что давало возможность острее чувствовать его тепло и силу. Дукесса начала медленно ласкать его, одновременно прижимаясь животом к его телу.

Интересно, захочет ли он, чтобы она оставалась в Чейзе, когда ее живот округлится? И если она останется, как будет он обходиться с ней? Ведь он так не хочет этого ребенка!

Марк почувствовал во сне, что она плачет.

— Нет, — прошептал он ей на ухо, — только не слезы, Дукесса, лучше кричи.

Он повернулся, накрывая ее собой и проникая в нее. Его Губы слились с ее. Она не кричала, а лишь тихо постанывала от желанного чувства близости, от болезненно острого желания любить и быть любимой.

* * *

Следующий день был на редкость приятным. Небо без единого облачка, воздух, казалось, звенел чистотой и свежестью. Погода диктовала особое настроение, вызывая желание или писать романтические поэмы, или мчаться во весь опор галопом. Марк выбрал последнее. Ранним утром они вместе с Дукессой проводили Энн Гриншоу.

Когда Марк подсаживал ее в карету, она позволила себе заметить:

— Она очень необычная, особенная женщина, милорд. Но — несчастлива. И это зависит от вас. Она не должна так страдать. Не хочется, чтобы вы оказались похожим на некоторых тупых мужей со свиным рылом!

Он ничего не ответил на столь резкий и неожиданный выпад, лишь поспешно захлопнул дверцу кареты и велел кучеру трогать. Ему было очень неприятно сознавать, что эти слова могли донестись и до ушей Дукессы. Какое-то время он рассеянно смотрел вслед карете.

Дукесса сказала:

— А она кое-что понимает, Марк. Разумеется, ты бесконечный хулиган, но на этот раз мне пришлось по душе твое чувство юмора. Это был неплохой розыгрыш. Полагаю, что должна ответить тебе чем-нибудь подобным.

— Нет, ни в коем случае, Дукесса. Обещай мне не делать этого. Я беспокоюсь за твое здоровье, ты не должна рисковать им. Все закончится очередным приступом рвоты, а они уже и без того измотали тебя.

— Я чувствую себя прекрасно, Марк. Тошнота уже почти ушла. Я совершенно здорова. И счастлива, что ношу ребенка!

Он растерянно опустил глаза на ее живот, смотревшийся с таким плоским под платьем из бледно-голубого муслина! Он вспомнил, как ночью ласкал его, целуя. Под его пальцами он казался пустым. Невозможно, чтобы в ее лоне был его ребенок. Она, вздохнув, направилась к дому. Выругавшись ей вслед, он двинулся к конюшням. Пока Лэмбкин седлал Стенли, он снова вдруг залюбовался небом, заслуживающим сегодня поэтических эпитетов.

— Мистер Тревор уже ускакал на Клэнси, — сказал Лэмбкин, осматривая подкову на левой ноге Стенли и по привычке что-то нежно бормоча коню.

— Седлай мою лошадь побыстрее, без всяких дурацких нежностей, — одернул его Марк, сам подхватывая седло и прилаживая его на спине у Стенли. — Этот проклятый бродяга вздумал опередить меня.

— Ах, а какой превосходный наездник мистер Тревор!

Просто, как эти.., которые на одну половину мужчины, а на другую — лошади.

— Как кентавр, будь прокляты его бесстыжие глаза. Но разве может быть настоящий кентавр с таким подлым именем — Тревор?!

— Ах, милорд, еще и мистер Джеймс ускакал вместе с ним, выбрав Элфая — этого старого парня, который постоянно фыркает и плюется, хотя и бегает еще достаточно быстро. Мистер Джеймс — совсем другой, не похож на своего брата. Он так нежно обращается с лошадью, словно джентльмен с хорошенькой леди.

Марк усмехнулся, бросив на своего конюха кислый взгляд, и повел Стенли с конюшни.

Он уже подъехал к аббатству, но ни Тревора, ни Джеймса нигде не было видно. Где этот проклятый босяк? И где Джеймс? Марк вдруг поймал себя на том, что всматривается в лощину в поисках старого дуба с колодцем. Не хватало еще начать поиски девятиликого Януса! Хорошенький ключ! Зачем понадобилось составлять такую белиберду, по которой ни о чем невозможно догадаться.