вдоль балки неподалеку от головы Перека. Ему часто попадались эти твари, скорпионы, но он почти не обращал на них внимания. Они даже скорее нравились ему, он восхищался их гордым равнодушием, их способностью атаковать быстро и смертоносно, без малейших колебаний. В отличие от людей, они не лезли к тебе, пока ты сам их не вынудишь.

«Скорпионы, — подумал он. — Да, как раз то, что надо».

ГЛАВА 16

Рю д’Антиб пролегала в самом сердце Канн, уходила на несколько кварталов вглубь от моря и набережной Круазетт. Это была длинная и узкая улица за самыми известными отелями, доставлявшая радость всем состоятельным шопоголикам, которым некуда девать деньги. Представьте себе голливудскую Родео-драйв, слегка вытяните ее, напихайте туда столько магазинчиков, чтобы стало похоже на гонконгский рынок, и вы поймете, что я имею в виду. Миновать эти несколько кварталов позади отеля «Карлтон» — все равно что пройти сквозь строй вооруженных солдат. Говорят, эта улица способна выдоить из человека деньги эффективнее, чем сомалийский пират. На рю д’Антиб вы найдете практически что угодно: от вполне пристойного кошерного сэндвича с копченой говядиной до инкрустированного изумрудами пояса верности для своей русской госпожи-бэдээсэмщицы[77], - только выгодных покупок не ждите. Особенно если на дворе те самые две безумные майские недели.

Ресторан «Ле ван провансаль» вклинился между ювелирной и парфюмерной лавочками. Он был здесь с незапамятных времен и передавался в семье Кота из поколения в поколение как священная миссия. Расположенный между двумя сверкающими шикарными заведениями да к тому же на улице, вечно пытающейся угнаться за духом времени, этот ресторанчик выглядел как старый коричневый ботинок среди белоснежных гамаш. В этом и таилось его очарование, и семейство Кота отлично знало: если и дальше не красить здание снаружи, оно будет приносить им не менее восьмисот тысяч евро в год. К тому же на ювелирную и парфюмерную лавочки равняться не стоило, это были выскочки и новички, они открылись всего каких-то пару десятков лет назад. Как и все остальные заведения на рю д’Антиб, они сосуществовали в тесном контакте, вместе подстерегая богатеньких туристов. Ювелиры и «Ле ван провансаль» традиционно ладили неплохо, а вот с парфюмерами у владельцев ресторана время от времени возникали стычки. Изредка случалось, что poulet roti[78] попахивал духами «Эгоист», а выставленные на витрине образцы туалетной воды «Аква ди Парма» скорее можно было назвать «Аква ди лягушачьи лапки».

В ресторане «Ле ван провансаль» вот уже почти сотню лет подавали блюда традиционной кухни Прованса. Там не готовят уху по-марсельски, но лишь по той причине, что от ресторана до моря больше десяти метров, а прямо на набережной есть немало местечек, где это блюдо подают свежайшим. По мнению хозяев, несколько сотен метров имели существенное значение. Мишель Кота, нынешний владелец ресторана, обычно покупал морепродукты (как и его отец, а еще раньше — отец его отца) у семейства Санджовезе, которое причалило на своих лодках к берегам бухты Антиб еще во времена штурма Бастилии. Цыплят дважды в неделю поставляли из Бреста, на их тушках красовались маленькие медальки, и относились к ним в ресторане со всем возможным почтением, как к крошечным героям борьбы за Республику. Ягнята успевали прожить короткую, но счастливую жизнь неподалеку от брестских цыплят, пощипывая травку на солончаковых болотах Бретани. Коровы с видом латиноамериканских диктаторов расхаживали по холмистым полям в окрестностях Лиможа. Даже у овощей были свое лицо и родословная. Маленькие фермы заключали с рестораном контракты на поставку des legumes[79], все еще влажных и пахнущих землей, к самому порогу «Ле ван провансаль». Семейство Кота питало давнюю любовь к деньгам, но и она не могла сравниться с их гордостью за фамильную реликвию. И пусть движение за медленную еду[80] катится ко всем чертям, а Элис Уотерс[81] подавится собственной печенью.

К дверям ресторана подкатил черный «Мерседес», за рулем которого сидел Тьерри. Первым из машины выбрался Виньон, заглянул в зал «Ле ван провансаль» — проверить, все ли готово, а потом вернулся за Шпандау и Анной. Шпандау заметил, что Виньон близок к точке кипения. Сейчас, когда Перек шныряет где-то поблизости, вся эта затея с поездкой в ресторан казалась ему опасным капризом. Не радовало француза и то, что Шпандау предстоит приятный ужин в компании Анны, а ему самому придется ждать снаружи, в машине, вместе с Тьерри. Все столики в ресторане были забронированы, свободных мест не осталось, и даже столик для Анны успели накрыть лишь в самый последний момент. Впрочем, Анна наверняка распорядится, чтобы охраннику и шоферу вынесли чего-нибудь поесть. Унизительное положение.

Кота бурно поприветствовал гостей у входа и проводил их через весь зал к столику, спрятанному за большой складной ширмой. Некоторые из посетителей явно узнали Анну, но Виньон скроил такую гримасу, что сразу отбил у них всякое желание подходить за автографом.

— Если понадоблюсь, я снаружи, — без всякой необходимости напомнил он, смерил Шпандау ледяным взглядом и вышел.

Столик, за который их посадили, был накрыт выцветшей прованской скатертью и чуть-чуть покачивался на неровном деревянном полу, а стулья громко скрипели, стоило пошевелиться или сменить позу. Даже тарелки — и те были старые, сеточка кракелюров тронула фарфор, а вверху на стене висели полочки для личных салфеток постоянных гостей, хотя все посетители, которые пользовались этой услугой, давным-давно почили. Кота порекомендовал местное розовое вино, совершенно не интересуясь, сочетается ли оно с блюдами, которые посетители собираются отведать. Бутылку он принес еще до того, как они успели сделать заказ. Ни Шпандау ни Анна не питали особой любви к розовым винам, но это было охлажденным, терпким и приносило желаемый эффект — подготавливало идеальный плацдарм для любой еды, которая последует за ним. Анна заказала барашка, а Шпандау цыпленка.

— Не знаю, как ты, — сказала Анна, — а я бы назвала это местечко чуть ли не самым романтичным из всех, где мне доводилось бывать.

— Да, миленько.

Она сделала глубокий вдох.

— Чувствуешь? Пахнет травами и пряностями. Боже, наверное, я последняя женщина на земле, которая считает, что чеснок — это сексуально.

— Послушать тебя, так абсолютно все сексуально.

— Чертовски верно. Во всяком случае, все лучшее на свете. Люди подходят к своему делу с душой, тратят время и силы, стараются тебя порадовать. Ведь и влюбленные делают именно это, разве нет? Кто-то когда-то говорил мне, что секс и еда похожи — в обоих случаях ты помещаешь нечто в тело другого человека, чтобы доставить ему