— Мечник, аллюр три креста, — любимая присказка Угрюмова, — живо к комбату.

— Что случилось-то, — удивился я, — дайте хоть в баню сходить.

— Всё у Ерёменко узнаешь, быстрей давай.

Вновь одевшись, пробурчал:

— Ни сна, ни отдыха геройскому сержанту. Бли-и-и-н!

Войдя в палатку комбата, увидел, что Ерёменко расстелил на столе карту и, тыкая в неё пальцем, что-то доказывал непонятно как оказавшемуся в расположении нашего батальона Иману Гойгову. Старик, ни капли не изменившийся с нашей последней встречи на побережье, внимательно слушал полковника и молча, видимо соглашаясь с ним, кивал.

— Разрешите? — обратился я к комбату.

— Давай. — Он указал на лавку и продолжил свои тёрки со старейшиной.

Ну, не на работу позвали, это понятно, а посидеть спокойно в тепле и без беготни — такому я всегда рад. Опять же, разговор командира с Гойговым послушать можно.

— Старейшина, — Ерёменко грязным ногтём провёл по карте линию, — смотрите сами. Сейчас мы удерживаем фронт по линии Баксан-Нарткала-Арик-Нижний Курп. Всё бы ничего, но у нас в тылу перегруппировываются подразделения, подчиняющиеся непосредственно Алиеву, и, когда они ударят нам в спину, весь фронт посыпется.

— А вы уверены, что Алиев предатель?

— Мы его видели, когда он на встречу с Палави шёл, и бой с его воинами приняли. Правда, так и не смогли поймать его самого, сильный ходок оказался.

— Это да, — в задумчивости алим погладил свою белоснежную бороду, — Исмаил по молодости лихим абреком был, и сейчас, несмотря на годы, в хорошей физической форме. Ладно, что конкретно вы хотите от меня, полковник?

— Наш комкор Геннадий Симаков витает в плену иллюзий, не видит никакой опасности от Алиева и его людей, а я просто нутром чую, что дела наши плохи, тем более что южане стали подтягиваться к нашей линии обороны. Я прошу вас с вашим отрядом удержать дороги на Алтуд и Карагач. Если они будут заблокированы, то весь наш корпус женским половым органом здесь гавкнется, а я хочу уцелеть и не просто выжить и своих парней спасти, но и территориалов и других наших солдат вытянуть. Нам-то что, мы спецназ, лесами и горами сможем в любой момент уйти, а они — нет, все здесь останутся и будут, как тёлки неразумные, на эти дороги для отступления тыкаться.

Алим задумался, почему-то взглянул на меня и, снова повернувшись к комбату, сказал:

— Мои волчата две дороги не удержат, молоды они ещё, и мало их, всего пятьдесят воинов, а у Исмаила почти четыре сотни, и все они родом из оккупированных территорий. Я постараюсь подтянуть людей из своего клана, но они подойдут нескоро, а Алиев если и нанесёт удар, то одновременно с халифатцами, и будет это очень скоро. Всё, что могу обещать, это что я удержу развалины Алтуда.

— Благодарю вас, старейшина. — Комбат немного склонил голову. — Если я или мои люди сможем вам когда-нибудь чем-то помочь, обращайтесь.

— Думаю, что мы в расчёте, полковник. — Он кивнул на меня. — Все ваши долги выкуплены Мечниковым, который двух моих кровников сделал. В общем-то я у вас случайно оказался, так как заехал с Александром пообщаться.

— Раз так, — Ерёменко направился на выход, — переговорите.

Полковник вышел, а старейшина присел на стул рядом со мной, устало вздохнул и произнёс:

— Здравствуй, Александр.

— Здравствуйте, алим.

— Как это было?

Я понял, про что он хочет узнать, разумеется, про то, как погиб его бывший воспитанник Олег-наёмник. Мне было нетрудно, рассказал ему всё: про Нальчик, про последнее сражение на окраинах города, и сам бой с Олегом расписал. Он слушал внимательно и, когда я закончил, похлопал меня по плечу:

— Мой клан уже дважды обязан тебе, молодой воин, и даже то, что мы поможем вашему корпусу оторваться от противника и занять новый оборонительный рубеж, не отменяет этого. Скажи, может, тебе что-то нужно?

— Нет, алим. Наверное, я счастливый человек и ни в чём не нуждаюсь.

— Ну, смотри сам, парень, и помни, если что, то ты всегда сможешь рассчитывать на нашу поддержку, и даже если нас останется совсем мало, то и тогда мы не откажем тебе в трудный час. Ты понимаешь, про что я говорю?

— Да, старейшина, очень хорошо понимаю и удивлён вашими словами. Неужели Олег, Кара и Ильяс вам так сильно навредили?

— Ты этого даже представить не можешь, Саша, и лучше тебе про это не знать. — Он встал. — Пора мне.

Распрощавшись с горским старейшиной, я дождался комбата, вернувшегося в палатку, и наконец-то смог отправиться в баню и отмыться. Что там будет завтра, посмотрим, а сегодня я вернулся с боевого выхода и хочу просто быть чистым, сытым, лежать на своем спальнике и слушать по радио красивый голос Марины Алексеевой, которая так и не доехала до нашего батальона.

Северный Кавказ. Посёлок Карагач

02.03.2060

Длившееся почти две недели отступление наших войск с Кавказа запомнилось мне очень смутно, так, какие-то обрывки и серая мутная пелена. Постоянный холод, грязь, стрельба, взрывы, недоедание и вши, вечные спутники окопной жизни. Не люблю вспоминать это время, слишком уж всё тогда было зыбко, и я никогда не знал, переживу ли я ещё один день. Конечно, и раньше было трудно, но то время было самым настоящим испытанием для моей психики и здоровья.

Несмотря на зимнее время и пользуясь поддержкой всё же ударивших нам в спину боевиков старейшины Алиева, южане перешли в наступление. Гена Симаков, наш командующий и по совместительству редкостный дебилоид, сидел спокойно в штабе и изображал из себя Наполеона, который всё видит на десять ходов вперёд, и тут нате вам, одновременные и скоординированные удары по всем нашим позициям. Честно скажу, если бы не наш комбат, полковник Ерёменко, и представители СБ при Кавказском корпусе, то в течение одного дня нас бы всех и перемололи.

За сутки до вражеского наступления Ерёменко встретился с безопасниками, смог с ними договориться, и они, вступив с ним в небольшой заговор, вывели комкора из игры. Как это случилось? Достаточно просто, его опоили какой-то дрянью, он сильно заболел, и командование Кавказским корпусом на себя принял его начальник штаба полковник Рябов, очень продуманный человек, который, так же как и все мы, хотел выжить в этих горах и вернуться домой.

План наших противников был прост: давление на оборону по фронту, окружение посёлков, в которых сидят наши солдаты, и перекрытие дороги, по которой мы могли бы отойти. В общем, всё должно было пройти так, как и предполагал наш комбат. Наступление халифатцев началось 22 февраля, и ударили они в пустоту. Ни в Баксане, ни в Нарткале, ни в Арике и ни в Нижнем Курпе наших подразделений уже не было. Весь наш корпус отходил на Алтуд, туда, где отряд Имана Гойгова рубился с воинами Исмаила Алиева.

Корпус — это звучит очень солидно, а на деле — полторы тысячи солдат Кубанской Конфедерации, застрявших на чужой и политически нестабильной территории. Основные наши базы далеко, тылов нет, и кто друг или враг в этих предгорьях Кавказа, никто точно не скажет. Положение для нас складывалось незавидное, а если ещё учесть, что наш комкор раскидал силы корпуса вперемешку с местными отрядами по четырём населённым пунктам, то и смертельно опасное. Однако благодаря полковнику Ерёменко корпус успел вывернуться из-под удара и вовремя начать отход.