в лесной чаще, вдали от жилья, так что если появится желание – кричите, пока не охрипнете. Если вам удастся отсюда выбраться, то, что ж, в добрый час. К вашим услугам гремучие змеи, щитомордники, медведи и койоты, не говоря уж о вооруженной деревенщине, не жалующей цветных.

– То есть здесь, с вами, мне безопаснее?

– У вас нет ни телефона, ни документов, ни денег, ни обуви. Ваш пистолет я оставил в вашем номере в мотеле, но здесь у меня припрятано еще два ствола. Предпочел бы ими не пользоваться.

– Вот уж точно не стоит!

– Насколько много знает Лейси?

Глядя на огонь, Джери пыталась мыслить ясно. Сказав правду, она поставит под угрозу Лейси. Но если все же сказать правду, если убедить его, что Лейси, а теперь и ФБР, знают все, с него станется и вправду исчезнуть. У него есть средства, деньги, контакты, мозги, чтобы пропасть навсегда.

– Так насколько много знает Лейси? – медленно повторил он.

– Она знает то, что я рассказала ей про Верно, Данвуди и Кронка. Об остальном понятия не имею.

– Врете. Вы определенно знаете о своем отце, об Эйлин, о Дэнни Кливленде. Думаете, я поверю, что вы не сказали о них Лейси?

– Что касается их, у меня нет доказательств.

– Вы вообще ничего не можете доказать. Никто не может!

Он схватил кусок веревки, быстро обмотал ей шею и потянул за оба конца. Джери отшатнулась, но деваться ей было некуда. Он был совсем близко, их лица разделяли всего каких-то два фута.

– Слушай меня! – прошипел он. – Перечисли всех по порядку, одного за другим, начиная со своего отца.

– Сначала отойди.

Но он лишь еще туже затянул веревку.

– Не провоцируй меня.

– Ладно, ладно… Мой отец не был первым, да?

– Нет, не был.

– Тогда первый – Ливуд, за ним мой отец. – Она закрыла глаза и громко, уже не контролируя себя, зарыдала. Он попятился, оставив веревку у нее на шее. Она закрыла лицо ладонями и долго ревела. Потом, отдышавшись, прошипела: – Ненавижу тебя! Ты даже не знаешь, как сильно!

– Кто был следующим?

Она утерла локтем лицо и опять зажмурилась.

– Эшли Барассо, девяносто шестой год.

– Эшли я не убивал.

– Как-то не верится. Та же веревка, тот же узел – двойной морской, ты, должно быть, научился завязывать его в бойскаутах, а, Бэнник? Это Тэд Ливуд тебя научил?

– Эшли я не убивал.

– Не в моем положении с тобой спорить.

– Одного ты пропустила.

– Вот как?

Он встал, подошел к камину и подбросил в огонь еще файлов. Когда он отвернулся, она сорвала с шеи и отшвырнула от себя веревку. Он подобрал ее и уселся, держа ее в руках, на табурет перед Джери.

– Продолжай. Кто был следующим?

– Кого я пропустила?

– Так я тебе и сказал!

– Действительно… Мне уже все равно, Бэнник.

– Продолжай.

– Эйлин Никлберри, девяносто восьмой год.

– Как ты про нее узнала?

– Я копалась в твоем прошлом. Там они все. Жертв находят задушенными одинаковой веревкой, затянутой редким узлом. Информация рано или поздно попадает в аналитический центр ФБР. Я знаю, как до нее добраться, у меня есть кое-какие связи. Я двадцать лет этим занимаюсь, Бэнник, за это время я много чего узнала. Имея имя, я начинаю расследование и чаще всего захожу в тупик. Но настырность приносит плоды.

– Не могу поверить, что ты меня нашла.

– Ну что, я разговорилась?

– Продолжай. Следующий?

– Несколько лет ты бездействовал, взял перерыв, что в твоем мире больных фантазий вполне в порядке вещей: ты хотел вернуться к нормальной жизни. Но не смог. В две тысячи девятом году в своем доме в Литл-Роке был найден задушенным Дэнни Кливленд.

– Он сам напросился.

– Конечно, сам. Разоблачение коррупции и репортерский успех всегда должны расцениваться как тяжкие преступления. Ты до него добрался, проделал еще одну дырку в старом ремне.

– Продолжай. Следующий.

– Два года назад Перри Кронка нашли мертвым на дне его катера. Он поджаривался на летнем солнце в луже крови. Этот человек взбесил тебя, двадцатичетырехлетнего, когда не предложил тебе постоянную работу, в отличие от остальных стажеров. Новое преступление, караемое смертью.

– Опять ты одного пропустила.

– Прошу прощения.

– Продолжай.

– Верно и Данвуди в прошлом году в Билокси. Верно посрамил в суде тебя, крутого молодого адвоката, чем заслужил смерть. Данвуди появился в неудачный момент. Ты не сочувствуешь его семье? Жена, трое детей, трое внуков, славный малый с кучей друзей. Ничего не дрогнуло, Бэнник?

– Кто-нибудь еще?

– Еще репортаж в «Леджер» о Мэле Шнетцере, это свежак. Всего неделю назад где-то в окрестностях Хьюстона. Похоже, ваши пути однажды пересеклись, как было со всеми твоими жертвами. Заняться убийством Шнетцера я не успела. Ты теперь убиваешь так часто, что за тобой не угнаться. – Замолчав, она взглянула на него. Он слушал с таким видом, как будто ему весело.

«Продолжай!» – приказала она себе.

– Почему под конец серийные убийцы часто начинают торопиться? Ты читаешь про них, про других? Тебе бывает любопытно, как они действуют? Тебе случается что-то заимствовать из их историй, которые обычно пишутся после их поимки или убийства? Я вот читаю про всех, и часто – не всегда, конечно, потому что, видит бог, в этом безумии нет места истинному методу, – они чувствуют, что их время на исходе, и ускоряются, начинают бесноваться. Кронк, потом Верно и Данвуди, теперь Шнетцер. Целых четверо за два года.

– Всего трое из моего списка.

– Конечно, Данвуди не в счет, он же тебя не оскорблял, не наставлял на тебя ствол, не позорил тебя перед другими.

– Заткнись!

– Ты сам велел мне говорить.

– А теперь велю заткнуться.

– Не хочу, Бэнник. Я так долго вязла в твоей жизни и не могла даже мечтать, что когда-нибудь вот так разболтаюсь и выложу тебе, какой ты, по-моему, жалкий ублюдок. Ты трус. Чтобы убивать, как ты, много смелости иметь не надо.

– Ты написала об этом в одном из своих глупейших стишков.

– Я считала их умными.

– Нет, они глупые. Зачем было их сочинять?

– Хороший вопрос, Бэнник. Не уверена, что у меня есть на него ответ. Может, мне просто захотелось взбрыкнуть? Заставить тебя мучиться. Я хочу, чтобы ты страдал. Теперь, когда финал близок, мне не верится, что ты спасаешься бегством, прячешься в кустах, планируя последнее убийство. Твоей игре конец, Бэнник, твоей жизни тоже. Почему бы тебе не сдаться, как мужчине, и не принять заслуженную кару?

– Сказано тебе, заткнись!

– Мне много еще чего хочется сказать.

– Оставь это при себе. Я устал от твоего голоса. Если хочешь сохранить способность говорить и через неделю, то сейчас помолчи.

Резко встав, он подошел ближе, сел