5.5. «Снайпер», «Держи вора», или Джон Буль между двумя мошенниками, доносчиками и главами полиции, вызванными, чтобы спасти его из рук карманных воров. Посвящается держателям иностранных облигацийв целом (1829)

Вполне предсказуемо, что такая смешанная политика лила воду на мельницу сатириков. На карикатурах 1828 г. не раз можно было увидеть намеки на «денежки дона Мигела». Бразильские финансовые трудности высмеивались и на карикатуре «Держи вора!», появившейся после отказа Педру от уплаты долга по более раннему займу 1823 г. (см. ил. 5.5). На ней Натан советует дону Педру не платить британским держателям облигаций, представленных распростертым на земле Джоном Булем. «Если ты им заплатишь, то захочешь больше денег, — внушает Натан Педру, — а сейчас это неудобно». Дьявол нашептывает на ухо Натану: «Вели ему назвать это политической целесообразностью — уж ты-то знаешь, как легко надуть Джона Буля!»

Ротшильды поддержали Веллингтона и когда, вопреки ожиданиям Натана, Россия в 1828 г. возобновила враждебные действия против Турции. Просьбу России о займе вежливо отклонили, к большой радости Меттерниха. В течение всей военной кампании братья не оставляли надежды на то, что русские дадут обратный ход. Когда, к их досаде, русские победили и наложили на Турцию скромную контрибуцию по условиям Адрианопольского мира (сентябрь 1829 г.), Ротшильды поспешили предложить свои услуги для облегчения выплат. Единственное, о чем они беспокоились во время этого, первого из многих европейских кризисов, которые им пришлось пережить, — что Веллингтон сочтет себя обязанным вступить в войну против России. Как и в случае с Португалией, теперь Ротшильды придерживались пацифистских взглядов, как подчеркивал Натан в письме Соломону: «Здесь есть те, кто хочет, чтобы мы [Великобритания] поссорились… с [послом России] Ливеном… и хотят, чтобы мы послали гневные ноты… Должен тебе сказать, что Веллингтон и Пиль и хотели бы поссориться с Россией, но в конце концов нам придется пойти на войну. Я не за демонстрации, и мы должны позаботиться о сохранении мира. Что толку в ссорах? Русские зашли слишком далеко, и весь мир будет сердиться на нас. Нас спросят: „Почему вы не сделали того же год назад?“ Если теперь Англия объявит: „Да, мы разозлились и хотим воевать“, — Австрия и Франция скажут: „Мы останемся в стороне“. Они бросят нас в тяжелом положении, и нам придется воевать в одиночку. Я пошел к Веллингтону и поздравил его с миром. Он сказал: „Мира еще нет. Он еще не ратифицирован“. Все недовольны русским миром во всех отношениях. [Но] кабинет решил пока сохранять спокойствие и не писать России, выждать и посмотреть, что будет».

Джеймс точно подытожил рациональность такого пацифизма: «Если на Англию будут всерьез нападать [из-за турецкого] вопроса, уверяю тебя, нас ждет падение не менее чем на 5 %. Если, с другой стороны, сообщения оттуда окажутся лучше, нас ждет небольшое улучшение». Связь между международным миром и стабильностью на рынке облигаций в следующее десятилетие станет главным принципом политики Ротшильдов.

Не только общие взгляды на внешнюю политику объединяли Ротшильдов с такими государственными деятелями, как Веллингтон или Меттерних. Сторонники «теории заговора» в 1820-е гг. ближе всего подошли к истине, когда предполагали, что важную роль играют также личные финансовые интересы.

Мы уже видели, что для европейских политиков того времени было распространенной практикой принимать услуги от банкиров — от подсказок, куда лучше вложить деньги, до откровенных взяток. Большинство присутствовавших на Ахенском конгрессе дипломатов и министров высказались за пролонгирование французского репарационного займа после того, как рынок неожиданно рухнул, потому что Бэринг продал им крупные пакеты облигаций этого займа. Ротшильды прекрасно умели играть в ту же игру. Более того, Амшель был «убежден, что мы как евреи не вышли бы сухими из воды, не давая взятки, и что у неевреев есть преимущество». Например, в 1818 г. Франкфуртский дом перечислял акции выпущенного Ротшильдами нового прусского займа не только Бетману, Гонтарду и другим франкфуртским банкирам, но и их пассивному партнеру Будерусу, а также представителю Австрии в бундестаге графу Буолю и ряду других членов дипломатического корпуса. В Париже в число политических фигур, которым предлагали прусские облигации, входил Талейран.

Еще одним способом закрепить политическое влияние финансовыми средствами были ссуды, предоставленные государственным деятелям. Самым видным из всех французских получателей займов в тот период был сам Людовик XVIII, которому Натан авансом выдал 200 тысяч ф. ст. от имени правительства Великобритании, чтобы оплатить расходы по его возвращению во Францию в 1814 г. Однако Натан не питал большого расположения к династии Бурбонов: через три года он настоял на возвращении долга с процентами. Зато займы, предоставленные в 1820-е гг. герцогу Орлеанскому (будущему Луи-Филиппу), стали более долгосрочным капиталовложением, которые принесли обильные дивиденды в последующее десятилетие. В число прусских получателей ссуд входил зять князя Гарденберга. Другим прусским государственным деятелям предлагались банковские услуги более обычного типа, например текущие счета. Из получателей таких услуг стоит отметить посла в Лондоне Вильгельма фон Гумбольдта, а также Ротера, игравшего первую скрипку на переговорах о займах 1818 г. Однако из-за того, что подобные услуги, как правило, вели к солидному превышению кредитного лимита, можно считать подобные счета тоже своего рода займами. Едва Соломона представили Каролине фон Гумбольдт, как он, по ее признанию, тут же напрямую спросил, «не может ли он быть мне полезным в смысле денег, и добавил, что его кошелек в моем распоряжении».

Наконец, когда требовался более тонкий подход, Ротшильды дарили подарки тем, с кем они хотели подружиться. Как выразился Карл, «нельзя с пустыми руками встречаться с важными персонами; надобно либо передать им сплетни, либо что-то им показать». Здесь можно найти корни позднейшей склонности семьи к коллекционированию произведений искусства и всяких природных диковинок; братья гордились своей способностью находить необычные подарки, способные угодить самым пресыщенным вкусам. Они имели преимущество благодаря доступу Натана на лондонский рынок, тогда лучший в мире из-за растущего превосходства британской торговли и промышленности. Например, в 1816 г. Натан послал Амшелю двух черепах, одну из которых тот предполагал подарить курфюрсту Гессен-Касселя (после того как черепахи прибыли мертвыми, Амшель приказал сделать из них чучела и все равно подарил Вильгельму). Среди других предметов роскоши, которые требовались братьям для подарков важным клиентам, были инкрустированные драгоценностями шкатулки для курфюрста, лошадь, подходящая для благородной дамы, и «резной нож и вилка с ручками из слоновой кости» для «человека, который нам помог».

Первым британским чиновником, получившим материальную выгоду от своих отношений с Ротшильдами, был, как мы видели, Херрис. Хотя невозможно в полном масштабе оценить его личный вклад в операции банкирского дома Ротшильдов в эпоху Наполеоновских войн, он был регулярным участником послевоенных займов, например займа, предоставленного в 1817 г. городу Парижу. Херрис — «твой собственный тамошний Будерус» — был, по словам Соломона, «одним из важных людей, чье расположение жизненно важно». Другим был лорд Стюарт, брат лорда Каслри, британский представитель в Париже в послевоенные годы. Он первым попросил Соломона и Джеймса «спекулировать для него с рентами» в октябре 1817 г., и потом стал «очень приветлив с нами. Между нами, он любит азартные игры, — сообщал Соломон, — и я дал ему долю в нашей операции… рентных бумаг на 50 тысяч франков». По этому случаю Соломон вспомнил завет отца, что «если важная персона входит в [финансовое] партнерство с евреем, она принадлежит еврею». Когда Стюарт обратился к ним за помощью в своих английских делах, Соломон уговорил Натана пойти ему навстречу: «Мы должны регулярно соглашаться с желаниями этого министра, так как здесь он — все, и он помогает нам получить займы, продажу за наличные [французских репараций] и все остальное — к тому же он английский министр». Через 20 лет Джеймс давал ценные советы по инвестициям брату премьер-министра лорда Мельбурна, Фредерику, когда тот был послом в Вене. «Итак, Ягненок придерживается мнения, что войны не будет, — писал он в типичном для себя письме. — Я сказал ему, что, если он позаботится о том, чтобы рентные бумаги росли, я куплю для него рентных бумаг на 24 тысячи франков, чтобы перепродать их с прибылью, так как сейчас у него около 30 тысяч ф. ст. кредита в Лондоне». В число британских государственных деятелей, которые напрямую брали в долг у Ротшильдов, входили Джордж Гаррисон и Чарлз Арбетнот из казначейства; первый в 1825 г. был должен Ротшильдам свыше 3 тысяч фунтов стерлингов, второй занял вчетверо больше.