Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь понимаешь, почему я ее не запер? Кто ее угонит?
Он встал на колени и начал грузить мусор охапками на заднее сиденье. Судя по технике, переднее сиденье уже не в первый раз освобождалось таким образом.
Я стряхнула крошки с пустого сиденья на пустой пол. Когда стало возможным хоть как-то поместиться, я влезла в машину.
Зебровски накинул ремень и включил мотор. Автомобиль зафыркал и ожил. Я тоже надела ремень, и мы выехали со стоянки.
– А как относится Кэти к твоей работе? – спросила я.
Зебровски покосился в мою сторону.
– Нормально.
– А ты был уже копом, когда вы познакомились?
– Да, она знала, чего ждать. Твой друг не хотел, чтобы ты сегодня уезжала?
– Он думает, что я дня этого слишком сильно травмирована.
– Вид у тебя действительно хреновый.
– Спасибо за комплимент.
– Они нас любят, хотят, чтобы мы были острожными. Господи, он же учитель, школьный учитель! Что он знает о мире насилия?
– Больше, чем ему хотелось бы.
– Знаю, знаю. Школы теперь тоже – опасное место. Но это не то же самое, Анита. Мы-то носим оружие. А ты, Блейк, вообще убиваешь вампиров и поднимаешь зомби. Можно придумать работу грязнее?
– Это я знаю. – Но это было не так. Быть ликантропом – еще более грязная работа. Или нет?
– Нет, Блейк, не знаешь. Любить человека, живущего в мире насилия, – тяжкий крест. То, что нас кто-то согласен терпеть, – это чудо. Не струсь, Блейк.
– Я говорила, что собираюсь струсить?
– Вслух – нет.
Черт.
– Бросим тему, Зебровски.
– Как скажешь. Дольф в страшном восторге, что ты решила завязать семейную петлю... то есть узел.
Я сползла по сиденью, насколько позволил ремень.
– Я не выхожу замуж.
– Может быть, не сейчас, но я знаю это выражение лица, Блейк. Ты встала на этот путь, и выход только на другом его конце.
Я хотела бы поспорить, но слишком сама запуталась. Отчасти я верила Зебровски. Отчасти хотела перестать встречаться с Ричардом и вернуться к безопасной жизни. Ладно, ладно, не безопасной, раз вокруг меня сшивался Жан-Клод, но зато я не была помолвлена. Да, но я и сейчас не помолвлена?
– Блейк, что с тобой?
Я вздохнула:
– Я долго жила одна, а человек привыкает к своей жизни.
“К тому же он вервольф”. Этого я вслух не сказала, хотя мне и хотелось. Мне нужно чье-то мнение, но полицейский, тем более Зебровски, – неподходящий кандидат в такие консультанты.
– Он тебя осаждает?
– Да.
– Хочет семью, детишек, весь набор?
Детишек. Про детей никто не говорил. Интересно, Ричард представляет себе этакий маленький домик, он на кухне, я на работе, и детки? Нет, черт побери, нам надо сесть и поговорить серьезно. Если мы себе организуем помолвку, как нормальные люди, что это должно значить? И вообще Ричард хочет детей? Я точно нет.
И где мы будем жить? Моя квартира слишком мала. У него дома? Не уверена, что мне это нравится. Это его дом, а ведь мы должны завести наш дом? Блин. Дети? У меня? Это я буду ходить беременная? Только не в этой жизни. Я-то думала, что у нас главная проблема – мохнатость. Может, это и не так.
Черная и холодная, извивалась внизу река, и камни торчали из нее, как зубы великанов. Крутой берег у меня за спиной густо порос лесом. Снег между деревьями был истоптан и разбросан, из-под него виднелась палая листва. Отвесный противоположный берег стоял стеной – оттуда не спустишься, разве только если прыгнуть. Поскольку глубина реки даже в середине не больше пяти футов, прыжок с тридцати футов не казался удачным решением.
Я осторожно встала на краю осыпающегося берега. Черная вода бежала в нескольких дюймах от моих ног. Из берега, разрывая землю, вырывались корни деревьев. Такое сочетание снега, листьев и почти отвесного обрыва будто самой судьбой предназначалось, чтобы сбросить меня в воду, но я буду сопротивляться этому сколько смогу.
Камни уходили в воду низкой неровной стеной. Некоторые из них еле возвышались над поверхностью, но тот, что был в середине, торчал на высоту в половину человеческого роста. И вокруг него обернулась та самая кожа. Дольф, как всегда, был мастером преуменьшений. Кожа – ведь она должна быть размером с хлебницу, а не чуть больше “тойоты”? Голова висела на торчащей скале, будто нарочно обернутая. Дольф хотел, чтобы я это увидела – нет ли в этом какого-то ритуального смысла.
На берегу поджидала команда водолазов в сухих гидрокостюмах, более пухлых, чем мокрые, и лучше сохраняющих тепло в холодной воде. Высокий водолаз, уже натянувший капюшон на голову, стоял рядом с Дольфом. Его мне представили как Мак-Адама.
– Можно нам уже доставать шкуру?
– Анита? – обратился ко мне Дольф.
– Пусть лучше они лезут в воду, чем я.
– А опасности нет? – спросил Дольф.
Это уже другой вопрос. Придется сказать правду.
– Я не знаю.
Мак-Адам посмотрел на меня:
– А что там может быть? Это же просто кожа.
Я пожала плечами:
– Мне неизвестно, что это за кожа.
– И что?
– И то. Помните Сумасшедшего Волшебника в семидесятых?
– Мне странно, что вы его помните, – ответил Мак-Адам.
– Я его в колледже проходила. Второй курс, террористическая магия. Этот Волшебник специализировался на закладке волшебных ловушек в глухомани. Один из его любимых фокусов – оставить шкуру животного, которая прилипает к телу первого, кто ее коснется. Снять ее могла только ведьма.
– Это было опасно? – спросил Мак-Адам.
– Один человек задохнулся, когда она прилипла к его лицу.
– Как он умудрился ткнуться в нее лицом?
– У покойника не спросишь. Профессии аниматора в семидесятые годы не было.
Мак-Адам посмотрел на воду.
– Ладно, как вы проверите, опасна ли она?
– Кто-нибудь уже в воду лазил?
Мак-Адам ткнул большим пальцем в сторону Дольфа:
– Он нам не дал, а шериф Титус велел оставить все как есть до приезда какого-то крутого эксперта по монстрам. – Он смерил меня взглядом. – Это вы и есть?
– Это я и есть.
– Тогда делайте свою работу эксперта, чтобы мне с моими людьми можно было туда полезть.
– Прожектор тебе включить? – спросил Дольф.
Когда я приехала, место действия было освещено, как бенефис в китайском театре. После первого осмотра я велела им выключить иллюминацию. Есть вещи, которые видны при свете, а есть и такие, которые проявляются только в темноте.