Главное, что все шестеро не находятся в состоянии боеготовности. А что это значит?

Это значит, что шанса прийти в неё у них уже нет. Между мной и ими метров тридцать открытого пространства, заполненного лязгом, шумом манамобилей, воем сирен и криками чаек. Доки же. Склады же рядом. А еще воздухом. Простым, прозрачным и совершенно не мешающем ни взгляду, ни пуле.

Стреляю как пижон, по-македонски, с двух рук. Раньше думал, что такое возможно только в боевиках 80-ых, однако же нет, на самом деле получается! Просто вести огонь нужно прицельно и не торопясь, по очереди. Левая рука, правая рука, левая, правая…

Пули, попадая в совершенно не готовых к подобному людей, делают в них дырки. Сквозь эти отверстия вылетает немного крови, а затем она начинает течь толчками. Я иду и стреляю, полностью уверенный в том, что эти толчки со временем ослабеют, а вместе с ними уйдет и жизнь. Это не интересно, а вот гидродинамический шок — другое дело.

Двенадцать выстрелов, десять попаданий, шесть трупов. В будущем. Пока люди заняты тем, что умирают. Те, кому повезло, рассматривают небо, те, кому не очень — лежат лицом вниз. Впрочем, смотреть на небо хорошо, когда ты не захлебываешься кровью. Однако, помогать этим людям быстрее попасть на тот свет я не буду, нет времени. Иронично, я даже не уверен, виновны ли они. Просто стояли, просто с ружьями.

К дверям для персонала подхожу, уже перезарядив оружие и сунув тренировочный револьвер в кобуру. Подумав, сую и второй.

Дробовик — пришло твоё время.

— «А как же я⁉», — Фелиция аж кричит от возмущения.

— «У нас в первом наборе есть что-то быстрее и надежнее дробовика?», — осведомляюсь я, примериваясь к двери.

— «Я не знаю, что такое „дробовик“! Эта палка у тебя в руках?»

— «Это не просто палка. Она особенная. Бум-палка!», — язвлю я отставшему от технического прогресса даймону. Не могу не язвить. Как вспомню её голые ножки, открытые почти-почти по самое, лежащие на софе, так и хочется чем-то уколоть эту брюнетку. У меня воздержание уже такое, что эта зараза сниться начала. И то, что я делаю с ней и с этими ляжками и куда забрасываю и… грр…

— «О! Ну покажи мне её силу!», — не остается вредная даймон в долгу.

В этот момент дверь резко открывается прямо у меня перед носом, выпуская на свет божий худощавого молодого человека в богатом черном пальто и с раздражением на лице. Технически — это идеальный момент взять заложника и разговорить его, вызнав всё, что происходит внутри и кто все эти люди, но только есть маленький нюанс, который всё портит. Выбежавший молод и быстр, я молод и быстр, мой дробовик (а я обожаю помповые дробовики!) тоже новый и тоже быстрый. А еще смотрит на дверь. Ну, то есть, на молодого человека.

Бабах!

Вперед. Дёргаю помпу, выбрасывая опустевший патрон. Забавно, но тут они не красные, а ярко-желтые.

Разочарование по поводу того, что тело лишь внесло назад, а не красиво отбросило, я испытаю потом, потому что сейчас нужно сделать быстрые пять шагов вперед, причем, наступая на свежеизготовленный труп и держа дробовик наизготовку. Лишь убедившись, что внутреннее помещение, представляющее из себя предбанник замызганного офиса, свободно от признаков жизни, я быстро вытираю забрызганное кровью лицо рукавом, позволяя себе потратить секунду на взгляд вниз.

Нет, не узнаю. Вроде показалось. Хотя, его бы сейчас родная мать не узнала. Слишком высоко я ствол держал, голову чуть не оторвало, лица уже нет. Как и шеи. Почти.

Неважно. Шансов, что грохот выстрела из такой пушки не был услышан — нет.

Впереди выбор между лестницей наверх и дверью, ведущей в гараж, где и стоит помеченная машина. За дверью слышна возня, встревоженный шепот, невнятные вопросы. А теперь еще и заряд картечи, пущенной мной сквозь относительно тонкую деревяшку. Следом стреляю еще раз, а затем…

— Рапсодия тлена! – командую, взяв в руку гримуар Горизонта Тысячи Бед под чьи-то крики и хрипы за дверью.

Из книги вырывается небольшое серое облачко, проворно устремляющееся сквозь пробитую дверь. Через пару секунд крики становятся куда насыщеннее…

Заклинание из мира английского сэра коварно и гнусно, но живет очень недолго. Это магический пепел, способный трансформировать в себя любую открытую кровь, причиняя жертвам жестокую жгущую боль. Я выбрал его за самонаведение на источники крови и на низкую затратность по мане и магии, но увы, как Фелиция не билась, она не смогла увеличить длительность заклинания. Оно способно жить от силы секунд тридцать, банально запекая собой любые источники кровоизлияния. Только больно. Очень больно.

Рывком и с отскоком распахиваю дверь, высаживая весь магазин извлеченного из ботинка «рубикона». Еще три мертвеца. Кажется, они встретили смерть с облегчением.

Тишина. Нужно замереть, затаить дыхание, выровнять сердечный пульс, прислушаться. Тишину сложно соблюдать после… такого. Местным тем более. Я уже понял, что люди в этом мире имеют куда меньше боевого опыта, чем можно было бы подумать, исходя из эпохи. Тут вообще к живой силе отношение трепетное. Монстры из порталов, миры Истинных, всё это потребляет человечество. Не так, чтобы сильно, но жизнь человеческую берегут прямо как у меня дома. Опыта огневого боя в среднем по палате тут мало у кого есть.

Вот и сейчас я слышу, как кто-то не справился с дыханием, выпустив с шумом отработанный воздух из легких. Через секунду я уже различаю кусок дула, упирающийся в пол. Сидит с ружьем за ящиком…

— Внезапный левиафан! — декламирую я почти шуточное заклинание, точнее, лично придуманную старт-фразу, запускающую фонтан магической воды из-под любой поверхности в нужной мне точке. Притаившийся глухо вскрикивает, подскакивая от струи ледяной воды в лицо, но там, наверху, его ухо встречается с прикладом дробовика. Человек, кратко дернувшись, падает на пол.

Пленный — это хорошо. И тишина теперь правильная.

Бегло осматриваю гаражное помещение. Там стоит машина, на которой увезли Арию. Пустая. Но стоит очень интересно, то есть далеко от въезда, создавая впечатление, что позади нее была еще одна, но уже уехала. Значит, баронессу тут переложили. Плохо и хорошо. Плохо, потому что её здесь уже нет, хорошо, что мне есть кого спросить.

Плохо, что я не умею спрашивать, сетую я про себя, снимая с крепящихся к стене полок грубоватый напильник, но хорошо, что эрудирован.

Через пять минут мы с Егором выезжаем из здания, устремляясь в путь. Егор — мой новый лучший друг, во всяком случае, он из кожи вон лезет, чтобы им стать. Не из-за напильника, конечно, я его не успел применить (да и не больно-то и хотелось), и даже не из-за молодого, но уже некрасивого трупа в черном, впечатлившего Егора по самое не балуйся, а просто потому, что Егор у нас хоть простой шофер (поэтому, кстати, и выжил), но еще и очень чувствительный человек. И его сильно пугает моя злость.

А злюсь я, потому что узнал, кто за этим всем стоит.

— Ты не гони, — спокойно советую я мокрому и сильно испуганному мужику, — Не надо. Сам же сказал, что девушке ничего не угрожает.

— Но… ваше благородие…

— Езжай спокойнее, соблюдай правила дорожного движения, — наставительно говорю я, — Думай о будущем. Ты женат?

— Н-нет…

— Вот. А надо бы, Егор. Часики-то тикают. Ты уже не молод. Сколько тебе, кстати?

— Д-двадцать восемь.

— До старости рукой подать. Как же ты так?

— Х-хозяин н-не в-веле-ли, свобо-ден… д-должен…

— Ну ты же умный парень, Егор. Понимаешь, что у хозяина теперь другие дела. Другие заботы. Так что рули спокойно, думай о будущем.

Он думает, а я думаю тоже — есть ли смысл убивать шофера? Выходит, что смысла нет, так как подвезший меня здоровяк живой и здоровый, запросто может освидетельствовать если что. Следовательно, у Егора действительно будет будущее, а я продолжаю действовать, исходя из тех предпосылок, с которыми покидал территорию академии. То есть — мне банально простят эту выходку просто потому, что я государству Русскому сейчас нужен позарез. А прощение мне нужно,