— Хорошо. Твоим людям, шанки Хаджимен, нет нужды ехать до самой Замбулы, — у этого большеносого типа было лицо, как у хищной птицы.

— О нет, мы поедем, — сказал Хаджимен, оглядываясь вокруг. — Так много всадников, чтобы сопровождать двоих! Конан и Испарана — наши друзья, и наш хан поручил нам проводить их в лагерь замбулийцев. И мы едем менять лошадей, ты не забыл?

Замбулийский префект поднял палец и почесал подбородок в том месте, где его борода раздваивалась. Он сидел, чуть наклонившись вперед, и было заметно, что у него начинает расти брюшко. Так он восседал на своей крупной гнедой лошади и жевал усы, размышляя.

— Что ж, тогда, наверное, мы должны ехать все вместе. Мы получили подобное же поручение от нашего хана.

— Мы будем счастливы, если воины Хана замбулийцев присоединятся к нам, — сказал Хаджимен, не проявляя при этом абсолютно никакого энтузиазма.

Конан ухмыльнулся. Один-два шанки хихикнули — и то же самое сделал по меньшей мере один человек в ярком двойном кушаке и шлеме с замбулийскими вымпелами. Киммериец взглянул вверх на Хаджимена, восседающего на своем одногорбом верблюде. Вождь шанки кивнул. Верблюды шанки начали шагать вперед. Двое, которых они сопровождали, ехали среди них, и префекту Иабизу пришлось действовать. Воспользовавшись удобным моментом, он развернул своего гнедого и шагом направился в сторону Замбулы, так что со стороны казалось, будто он возглавляет весь отряд из одиннадцати верблюдов, пятидесяти восьми лошадей, одной женщины и тридцати одного мужчины, в дополнение к своей обеспокоенной персоне. Его люди медленно подтянулись, охватывая группу верблюдов и идущих в поводу лошадей, в центре которой ехали два объекта этого мощного эскорта.

Конан оглянулся на Испарану и усмехнулся:

— Удовлетворяет ли госпожу размер нашей свиты?

— Да, господин Конан, — ответила она, и они дружно рассмеялись.

Несмотря на то что замбулийцы так же осознавали важность своей миссии и так же добросовестно испытывали чувство собственности по отношению к двум своим подопечным, как и шанки, всем удалось избежать инцидентов в течение следующих нескольких дней. Наконец Конан увидел, как из пустыни вырастают башни и купола города. Потом он увидел его сверкающе-белые стены. Весь этот ансамбль постепенно вырастал, и Конан смог различить деревья: пальмы и искривленные оливы. В конце концов Иабиз подозвал к себе двух своих людей и тихим голосом отдал им какие-то распоряжения. Они дважды протрубили в трубы, обращаясь к этим медленно приближающимся стенам, а потом галопом удалились. Позади них взвихривались небольшие клубы желтоватой пыли, так что казалось, будто их преследуют песчаные демоны.

К тому времени как вся компания достигла ворот, они стояли широко раскрытыми. Отряд въехал в них и оказался на широкой мощеной дороге, которая, как заметил Конан, была с обеих сторон надежно защищена стенами. Температура между этими стенами была высокой, хотя сам город начинался немного дальше. Некоторое умение в обращении с лошадью и верблюдом позволило Иабизу подождать, пока Хаджимен поравняется с ним.

— Ты знаешь путь к рынку, — сказал замбулиец.

— Да. Мы доедем с нашими друзьями до дворца, а оттуда поедем на рынок.

— Шанки Хаджимен, сын хана, — верблюды не допускаются на Королевскую Дорогу! И ко дворцу может приблизиться не более двадцати всадников одновременно.

Хаджимен бесстрастно глядел на него с высоты своего дромадера. Молчание охватило их, как туман, и вместе с ним возрастало напряжение.

— Префект, — сказал Конан, и Иабиз, которому опять стало очень не по себе, оглянулся на него. — Лучше забудем на сегодня про одно правило и слегка подправим другое. Нас тринадцать. Ты поступишь мудро, если ты и шестеро твоих людей поскачете вместе с нами, в то время как остальной твой отряд поспешит вперед, или последует за нами и с подобающим отрывом, или поедет по другой дороге.

— Никому это не понравится...

— И мне в том числе, — заверил Конан беднягу. — Но я всего лишь предложил решение этой проблемы. Оно спасет твое лицо и покажет, что у тебя есть кое-какие чувства. Попытка решить проблему как-то по-другому может поставить под угрозу отношения между шанки и Замбулой.

Носатый префект оглянулся по сторонам. Его губы беззвучно шевельнулись, и теперь он, казалось, чувствовал себя не только обеспокоенным, но и попросту несчастным. Наконец он кивнул и приказал своему помощнику отобрать дюжину людей и следовать за ними, шагом, после того как весь отряд во главе с ним, Иабизом, свернет на Королевскую Дорогу, пересекавшую их путь чуть дальше.

Вот так воровка Испарана вернулась в Замбулу — город садов, и тутовых рощ, и зданий, увенчанных куполами, и алых башен, — вернулась в окружении эскорта, привлекающего к себе столько же взглядов, что и королевский кортеж.

Вот так Конан впервые вступил в Замбулу: в шароварах, белой каффии и в развевающемся халате шанки, надетом поверх кольчуги, сопровождаемый солдатами в шлемах и воинами шанки на верблюдах, направляя свою лошадь шагом по Королевской Дороге к похожему на луковицу куполу дворца одного из верховных сатрапов Турана, который никогда о нем не слышал. И ни один из глазеющих на него горожан не мог догадаться, кем был этот явно важный человек, который был настолько высок ростом, что его ноги свисали с коня так же, как у других людей, когда они сидят верхом на пони.

Префект Иабиз, по-прежнему создавая видимость, что он тут главный, ехал с торжественным, бесстрастным видом впереди всех. Его взгляд был устремлен вперед, а левая рука картинно лежала на бедре.

Позади этой странной процессии мерно шагали шестнадцать лошадей без всадников: четыре вьючных животных Конана и Испараны, тюки на которых теперь значительно уменьшились в объеме, и обученные для езды в пустыне лошади, захваченные у иоггитских разбойников. Ахимен-хан выбрал себе двух лошадей из Конановых пяти, и одного коня Конан подарил Хаджимену, так что теперь только два животных были собственностью киммерийца. Он не заикнулся Испаране о том, что он считал своей собственностью и бывших скакунов Сарида и Хассека.

Едущая рядом с ним Испарана меньше всего была похожа на замбулийскую женщину. У них, как заметил Конан, были не так сильно обведены глаза, а губы, если и были накрашены, имели красный или пурпурно-розовый оттенок. И еще он увидел, что эти женщины не имели обыкновения носить много одежды, к несчастью для обладательниц отвислых, трясущихся животов.

Дворец, приближаясь, становился все выше. Он вырастал среди беспорядочного нагромождения пристроек