Низкое рычание вырвалось из груди Львино­света, и Воробей представил, как его брат угро­жающе шагнул к патрульным, ощетинившись так, что стал казаться почти вдвое больше ростом.

—  Делайте, что я сказал! — прорычал он.

—  Ладно, — взвизгнул Совка, тщетно пытаясь скрыть свой страх. — Но ты будешь ждать на своей стороне границы!

Воробей услышал шорох удаляющихся шагов, а потом раздался громкий удар об землю — это Львиносвет перемахнул обратно через ручей и снова встал рядом с братом. Он в нетерпении рвал когтями траву, словно сжигавшая его ярость тре­бовала немедленного выхода.

Вскоре с другого берега ручья снова донесся за­пах племени Ветра, но на этот раз к ним прибли­жался всего один кот: Грач.

Воробей почувствовал, как стоявшая рядом с ним Остролистая задрожала и принялась безот­четно раскачивать хвостом.

Наконец, с другого берега ручья раздался рез­кий голос Грача:

—  Чего вам надо?

Слова застряли в горле у Грача, и он услышал, как Остролистая коротко глотнула ртом воздух.

Но Львиносвет не дрогнул.

—  Мы узнали, что Ежевика и Белка — нам не родители, — громко выпалил он. — Наша мать — Листвичка, а ты — наш отец.

Повисла тишина. Затем Грач прошипел:

—  Хватит мне голову морочить! Это невоз­можно!

Он сказал это с такой уверенностью, что Воро­бей на миг усомнился в своей правоте. Сделав глу­бокий вдох, он сосредоточился и проник в мысли Грача. Вот трава закачалась у него перед глазами, и Воробей очутился на вершине скалы над камен­ным оврагом. Листвичка висела, вцепившись ког­тями в край утеса, и умоляюще смотрела на Грача. Тот наклонился, схватил ее зубами за шкирку и втащил на твердую землю.

Затем Воробей увидел, как Грач и Листвичка сидят под кустом, тесно прижавшись друг к дру­гу, и услышал умоляющий голос Грача: «Пойдем со мной, Листвичка! Клянусь, я позабочусь о тебе!» Потом они двое бежали по длинному пологому склону пустоши, затем сидели в овраге, разгова­ривая о барсучихе Полночи. «Я должна вернуть­ся», — плача, твердила Листвичка.

Громкий кошачий вой прорезал тьму, и Воробей перенесся в лагерь Грозового племени. Каменный овраг кишел барсуками, и Грозовые воины храбро сражались с огромными разъяренными живот­ными. Потом Воробей снова увидел Листвичку и Грача, они стояли на поляне, среди растоптанных веток, поломанных сучьев и луж пролитой крови. «Твое сердце здесь, а не со мной, — говорил Грач, и Воробей поразился тому, как грустно и нежно звучал его голос. — Оно никогда не принадлежало мне по-настоящему».

Все это продолжалось не дольше нескольких секунд, но когда Воробей покинул разум Грача, он был уже твердо уверен в том, что Щербатая от­крыла ему правду. А еще он был уверен в том, что Грач ничего не знал о том, что у Листвички были дети.

—  Это правда, — тихо проговорил Воробей. — Ты тоже ничего не знал, да?

—  Нет... — растерянно пробормотал Грач. Каза­лось, он был просто ошарашен этой новостью, но в следующий миг Воробей почувствовал, как в душе серого воина всколыхнулся гнев. — У меня есть только одна подруга, — прорычал Грач. — Ее зовут Сумеречница. И у нас с ней только один сын — Ве­терок. Я не знаю, зачем вы явились ко мне со все­ми этими дурацкими сказками! Убирайтесь домой и не смейте больше приближаться ко мне! Мне нет никакого дела до Грозовых котов. Вы ничего не значите для меня, и я не желаю вас знать.

Судорожный вздох вырвался из груди Остроли­стой, а Львиносвет в бешенстве царапнул когтями землю.

Воробей поднял голову и устремил невидящий взор на своего отца.

— Правда вышла наружу, — процедил он. — И никому уже не удастся спрятать ее снова.

Остаток дня прошел словно в тумане, а когда Остролистая свернулась на сво- ей подстилке, сны ее были полны тьмы и страха. Она блуждала в густом кустарнике, где не было видно ни клочка неба над головой. Вдалеке раздавались крики котов, но сколько Остролистая не бежала, она никак не могла приблизиться к ним.

Проснувшись, она увидела серый рассвет, проса­чивающийся сквозь ветки палатки. Она чувствовала себя усталой и разбитой, словно и впрямь целую ночь бегала по незнакомому темному лесу. Пошатываясь, Остролистая встала и растолкала Львиносвета.

—  Что нам теперь делать? — прошептала она, когда брат сонно уставился на нее. — Я не могу де­лать вид, будто ничего не случилось!

—  Не знаю, — ответил Львиносвет и быстро огляделся, словно опасался, что кто-нибудь может их услышать. — Потом обсудим.

Встав, он вышел наружу. Остролистая поняла, что брат ее избегает, но все-таки выскочила за ним сле­дом, намереваясь заставить поговорить по душам.

—  Остролистая! Львиносвет! — крикнул Еже­вика, увидев их. — Песчаная Буря отправляется в охотничий патруль. Пойдете с ней?

—  Конечно! — поспешно ответил Львиносвет, бросаясь через всю поляну к стоявшим возле вы­хода Песчаной Буре, Ягоднику и Орешнице.

Остролистая, словно во сне, поплелась за ними следом. Она брела, не чуя под собой лап. Разве она может исполнять ежедневные обязанности, по­сле того, как узнала такую страшную тайну свое­го рождения? Весь ее привычный мир разлетелся вдребезги, словно небеса разверзлись или луна рухнула с небес в каменный овраг.

—  Не забудьте, сегодня ночь Совета, — напом­нил Ежевика. — Все должны хорошо поесть перед путешествием на остров!

—  Конечно, уж мы постараемся раздобыть по­больше дичи, — пообещала Песчаная Буря и взма­хом хвоста повела охотников за собой.

Остролистая пошла вместе со всеми, но сегодня она не могла заставить себя охотиться. Мучитель­ная боль, словно вспышка молнии, ослепляла ее разум. Вся жизнь Остролистой была основана на Воинском законе, но он обманул ее. Все потеряло смысл и ценность, все было разбито и втоптано в грязь. Белка опозорила себя ложью. Грач — любо­вью к целительнице, но страшнее всего была вина Листвички, которая не просто преступила Воин­ский закон, но и надругалась над ним. Она предала свое племя, свой долг целительницы и своих детей!

Мышь выскочила прямо из-под лап Остроли­стой, и та машинально кинулась на нее, вонзив когти в мягкое тельце. Багровый туман заколыхал­ся перед ее глазами, и Остролистая вдруг предста­вила себе, как впивается когтями в тело Листвички и терзает ее, вырывая прочь эту жалкую ненавист­ную жизнь.

—  Остановись, Остролистая! — раздался над ее головой испуганный голос Орешницы. — Что ты делаешь?

Остролистая моргнула и пришла в себя. Опустив глаза, она увидела, что лапы у нее перепачканы крас­ным. Пойманная мышь превратилась в кучу крова­вых лохмотьев, которые и до кучи-то не донесешь.

Задыхаясь от бешенства, Остролистая оберну­лась к Орешнице и заорала:

—  Убирайся вон! Отстань от меня, слышишь?

Орешница испуганно попятилась, а потом по­вернулась и бросилась бежать.