ощущения в ожидании, когда он закончит. Какая-то необъяснимая, непонятная сила влекла ее к этому мужчине.

– Ты такая высокая сегодня. Я неожиданно соскучился по тебе, – прошептал он и прижал ее к себе.

Она подняла глаза и встретилась с его глазами цвета горького шоколада. Этот мужчина одним своим присутствием способен создать эффект шпаклевки на покрытой трещинами стене. Его запах, голос и взгляд «затерли» все ее неприятные мысли. Анна растаяла. Она забыла и о часе ожидания, и о своей грусти, и том, что он не позвонил вчера.

– Такой трудный день, – вздохнул Матвей. – Хочу покурить кальян!

– В ресторане наверху нет свободных мест.

– Поехали тогда покурим где-нибудь рядом с домом, а потом я буду варить тебе борщ, – сказал он, ответив на волновавший, но не заданный ею вопрос, где и как он планирует закончить вечер.

* * *

Они сидели за столиком в «домашнем» ресторане Анны. Время пути прошло в непринужденной болтовне. Матвей рассказывал о своей работе с маркетологом над созданием собственного имиджа. Анна внимательно слушала. Она до сих пор не могла поверить в то, что он не злится из-за Арама. Матвей вел себя непринужденно, держал руку на ее колене. Принесли кальян. Он затянулся и посмотрел вдаль.

– Давай поговорим о том, что произошло в воскресенье, – начал Матвей. Анна замерла. – Что это было?

– Это была реакция на твое поведение, Матвей.

– Аня, я всю жизнь опаздываю, – признался он. – Получается, что каждый раз, когда я занят по работе и не пришел вовремя, ты будешь ужинать с очередным депутатом?

Анна улыбнулась. Он уже не в первый раз использовал это слово в адрес ее поклонников: его задевал их высокий статус.

– Матвей, дело не в том, что ты занят работой. Я не принадлежу к той категории женщин, которые мешают своему мужчине развиваться. Наоборот, я очень уважаю твое желание достичь результата и всячески готова поддержать. Дело вовсе не в том, что ты опаздываешь.

– А в чем тогда?

– В том, как ты это делаешь, – уверенно сказала она. – Отношения – это двустороннее движение. И базируется оно в первую очередь на уважении и доверии. То, как ты ведешь себя, мешает доверять тебе.

– При чем тут это?

– Ты ведешь себя как человек, которому есть что скрывать.

– Например.

– Например, никогда не берешь трубку. Всегда перезваниваешь, что наводит на мысль о том, что ты не один и не можешь говорить со мной при этом человеке. Твой мобильный телефон всегда в кармане – и в беззвучном режиме. Опаздываешь на шесть часов и даже не объясняешь, где ты. Причем неоднократно.

– Я никогда не позволю, чтобы меня контролировали, – раздраженно сказал Матвей.

– Это не контроль, это другое. Для меня не проблема позвонить тебе пять раз за день и рассказать, что я делаю и куда иду. Такие мои действия – проявление уважения к твоему спокойствию, – Анна вздохнула. – Ты бы хотел, чтобы я вела себя по отношению к тебе так же, как ты по отношению ко мне? – Матвей вдохнул кальян. – Поменяйся со мной местами. В воскресенье утром мы договорились, что ты позвонишь и вернешься через два часа. Ты исчез на шесть – без объяснений, прекрасно зная, что это последнее воскресенье перед операцией. При этом я предложила тебе варианты. Ты сам сказал, что проведешь день со мной. Матвей, это не опоздание – это наплевательское отношение. Я не трофей, который ты поставил на полку и который ждет, когда ты о нем вспомнишь.

– Я это уже понял! – бросил он.

– Что именно ты понял, Матвей?

– Что мне придется завоевывать тебя всю жизнь!

Анна удовлетворенно улыбнулась: «По крайней мере, хоть какой-то результат».

– Я все понял. Буду звонить чаще. Знаешь, что обидно? – Анна отрицательно покачала головой. – Ведь я действительно в воскресенье ничего плохого не делал, просто так получилось.

Судя по всему, для него это достижение.

– Я буду звонить чаще, – повторил он обещание.

– А почему ты ушел тогда?

– Со мной случилось что-то, чего я раньше никогда не испытывал. Меня накрыла какая-то пелена. Я понял, что «пелена ревности застилает глаза» – это не фигуральное выражение, а самое что ни на есть буквальное. – Анна смотрела на него удивленно. – Я бежал по улице и думал: «Матвей, что с тобой? Ревность? Ты же неревнивый!» – «Ревность», – ставил я сам себе диагноз. Я боялся, что убью тебя! – на высоких нотах закончил он.

– А зачем телефон отключил?

Он вдохнул кальян.

– Боялся, что наговорю тебе чего-то, что уже нельзя будет исправить.

Анна облегченно выдохнула: значит, она ему все-таки небезразлична.

– Нужно еще кое-что обсудить. Мне предложили поехать в Одессу, поработать в клинике.

– Это хорошо. Я очень рада.

– Ты не поняла. Они хотят назначить прием на четверг и пятницу. Это значит, что мне нужно будет уехать завтра вечером. А у тебя операция. Если ты скажешь, что против, я не поеду. Но это очень важно для меня.

Анна молчала. Эта новость стала полной неожиданностью. Обидно. Грустно.

– Я не могу запретить тебе. Если это действительно важно, то поезжай.

Матвей обнял ее и нежно поцеловал.

– Спасибо, что понимаешь, – с благодарностью сказал он. – Я вернусь в субботу и все выходные буду рядом с тобой. Что? Пойдем домой варить борщ?

– Какой борщ? Уже почти двенадцать ночи.

Он опять притянул ее к себе.

– Тогда завтра после работы я приеду и сварю, чтобы ты помнила обо мне.

* * *

Буржуй радостно вышел навстречу. Матвей положил вещи на диван и взял кота на руки.

– Ну что, кот, соскучился? – спрашивал он. Буржуй довольно урчал, Матвей чесал его за ухом. – Какой же ты классный!

Анна умиленно наблюдала за этой картиной.

– Он тебе действительно нравится?

Матвей поцеловал Буржуя в лоб.

– Я вообще-то не очень люблю котов, но этот мне нравится.

Анна довольно улыбнулась.

– Раздевайся! – приказным тоном сказал Матвей. Анна посмотрела непонимающе. – Буду думать, как завтра операцию делать.

Анна направилась в гардеробную и появилась через минуту в кружевной ночнушке. Матвей сидел на диване в обнимку с Буржуем. Она подошла к нему, смущаясь.

– Какие все-таки красивые ноги.

– Не смущай меня, – улыбнувшись, сказала она, села напротив и оголила грудь.

– Такая девственная грудь, – профессиональным тоном сказал Матвей, рассматривая ее. – Она останется такой же высокой еще долгие годы. Ты не представляешь даже, какая это проблема для большинства женщин. – Анна внимательно слушала. – У меня вот есть знакомая, с которой встречаюсь раз в полгода. Так с каждым разом у нее грудь все ниже и ниже. Больше не буду с ней встречаться.

Анна поразилась такой откровенности. Он рассказывал об этом так спокойно, словно встречается с той знакомой, чтобы выпить чаю.

– Так, посмотрим, – он растягивал гласную в слове «та-а-ак». – Есть вариант зайти через сосок.

Анна отрицательно покачала головой:

– Я против этого. Лучше уж шрам на груди. Матвей пристально смотрел.

– Я не хочу портить ее шрамом! – безапелляционно заявил он. – А то потом придет ко мне какой-нибудь депутат и скажет: «Ты что, придурок, моей женщине грудь испортил?» И лишит меня лицензии.

Анна улыбнулась.

– Ты не хочешь, чтобы я заходил через сосок, – задумчиво сказал он. – Я не хочу шрама. Давай так: ни мне, ни тебе. Я сделаю надрез здесь, – он указал пальцем на область подмышки. – И зайду отсюда. Шрама не будет, и это не так опасно, как через сосок.

Анна кивнула.

– Значит, договорились? – Он поднял руку вверх, чтобы она «дала пять». Анна хлопнула своей ладошкой о его. – Волнуешься перед операцией?

– Я доверяю тебе. Но боюсь, потому что не понимаю, как это будет, насколько это больно и как я буду чувствовать