– Сасэко, ты так красиво пела! – сказал мой брат.

Сасэко улыбнулась и благодарно чмокнула его в щеку. Кодзуми засмеялся. Кажется, он не имел ничего против такого рода поцелуев.

Рюичиро с улыбкой сказал другу:

– Кстати, ты неплохо играешь.

Все было чудесно. Полная гармония. Теперь, когда концерт закончился, стал слышен шорох волн, доносившийся с берега. Официант подносил к нашему столу все новые и новые коктейли. Таким образом люди пытались выразить свою любовь к Сасэко.

Все мы уже изрядно выпили, включая и моего малолетнего братца.

В два часа ночи бар закрылся. Погасли разноцветные огни и электрические гирлянды. Пляж погрузился в темноту. Несколько последних посетителей подошли к нам, чтобы поблагодарить Сасэко и попрощаться с ней. Но вот наконец никого, кроме нас, не осталось.

Сасэко предложила немного пройтись по берегу.

От выпитого всем было очень весело, особенно Ёшио, который совершенно опьянел и с трудом стоял на ногах. Нам с Рюичиро пришлось подхватить его под руки с двух сторон. По дороге мы горланили песни и приплясывали, пока не добрались до небольшой бухты недалеко от нашего отеля и сэндвич-бара. Перед нами темнел океан. Сасэко разулась и принялась бегать по воде, а потом вдруг нырнула и поплыла, прямо в одежде. Все дальше и дальше от берега.

– Боже мой, какая красота! – закричала она, выбравшись на отмель посреди бухты, и помахала нам рукой. – Так здорово! Плывите все сюда.

– Если сейчас вместо нас к тебе приплывет акула, боюсь, все будет совсем не так здорово, как тебе кажется, – проворчал себе под нос Кодзуми. Потом, набрав в легкие побольше воздуха, закричал: – Не вздумай плыть дальше! – и, скинув обувь, поплыл вытаскивать жену из океана.

– Сладкая парочка, – глядя на эту картину, мы с Рюичиро покатывались со смеху.

Наконец Сасэко была извлечена из океанских вод.

Ее волосы и одежда прилипли к телу, отчего она стала похожа на русалку. Выбравшись на берег, она прошла несколько десятков метров по белому песку и вдруг, подняв лицо к луне, запела.

Она пела песню без слов, не раскрывая рта. Нежный звук лился сквозь неплотно сжатые губы и приникал к мягкому телу ночи. Я машинально взглянула на часы. Часовая стрелка на трех, минутная на двенадцати. Девяносто градусов.

Три часа ночи. Три часа утра.

В этот момент в моем мозгу как будто что-то щелкнуло. Голос Сасэко зазвучал на полную мощность. Мне стало страшно. По всему телу побежали мурашки. В первый раз в жизни я ощутила физиологическую потребность убежать. Я была согласна на все – лишь бы не быть сейчас здесь. Но меня словно парализовало.

Сасэко была ужасна.

Он на глазах теряла человеческий облик и превращалась во что – то, имеющее явно нечеловеческую природу. Не внешне, нет, – внешне она осталась самой собой, она ни стала ни ангелом, ни чертом, но по сути своей она словно превратилась в энергетический вихрь, в динамичный сгусток чувств, в нечто, имеющее прямое отношение к той первопричине, благодаря которой люди являются людьми.

Но больше всего поразило меня неизвестно откуда нахлынувшее ощущение, что Сасэко знает ответ на вопрос всей моей жизни. И, ведомая звуками ее песни, я очутилась на краю темной пропасти. На краю бездны. И заглянула туда…

Это все равно, что смотреть, не отрываясь на полуденное солнце в жаркий летний день.

Я не понимала, сколько времени длится это пение – вечность или доля секунды. Всякое представление о времени было потеряно. Может быть, его больше не существовало.

Ёшио стоял рядом. Он вцепился в мою руку – ему тоже было страшно. Мы оба старались не смотреть вперед, глядели себе под ноги. И только один раз я осмелилась поднять глаза и увидела, что Рюичиро стоит немного впереди, гордо подняв голову. Уверенный в собственных силах, он был готов увидеть и запомнить все, что произойдет. Все, что уже происходит.

Что было с Кодзуми, я не знаю. Его я не увидела.

Но зато я увидела океан и поняла, что ЭТО приближается. ОНО приближалось не только со стороны океана, но и со стороны джунглей. Темное тяжелое облако, наползающее отовсюду. Еще секунда – и оно проглотит меня…

Интересно, что видит мой брат на месте этого облака?

– Сакуми!! – вдруг закричал Ёшио и в ужасе прильнул ко мне всем телом. Его бил озноб.

И в этот момент все произошло. Мир вспыхнул и треснул. И распался. И снова стал единым целым. И воцарилась полная темнота.

Я не вру.

Вспышка была такой невозможно яркой, что я на какое-то время ослепла. Перед глазами плыли разноцветные круги. «Заберите меня отсюда!!» – взмолилась я про себя.

Наконец мои глаза привыкли к темноте.

Сасэко допела свою песню.

С налипшей на тело одеждой и спутанными длинными волосами она сделала несколько шагов назад и отвесила глубокий поклон.

Мы, не удержавшись, зааплодировали.

Потом песчаный берег снова погрузился в тишину. Это была пугающая тишина. Она не столько относилась к окружающему миру, сколько к миру внутри меня самой. Это молчало мое сердце. Тишина и пустота.

– Так что это была за вспышка, Ёшио? – повторила я, сгорая от любопытства.

– Только ты не смейся, ладно?

– Не буду смеяться. Обещаю.

– Когда Сасэко начала петь, отовсюду на ее пение слетелись духи. Бесчисленное количество. Миллионы, а может быть, миллиарды, – брат посмотрел на меня расширившимися глазами. – Они собрались вместе, и тогда вдруг все вспыхнуло! И я увидел!!

– Что?!

– Вечность, – торжественно сказал брат.

– Ясно, – ответила я.

Две недели назад, холодным зимним утром, пришло письмо от моего бывшего хозяина.

Милая Сакуми!

Извини, что я закрыл «БЕРРИЗ» так неожиданно и никак тебя не предупредил. На днях я перевел на твой счет зарплату, которую не успел заплатить тебе до отъезда, плюс небольшое выходное пособие. Надеюсь, все дошло в целости и сохранности.

На Ямайке все чудесно. Каждый день хожу с женой в дансинг.

Встретил много новых друзей.

Время течет неспешно, как в раю. Живу без напряженъя.

Думаю задержаться здесь на некоторое время.

Соскучишься – приезжай в гости!

Дядюшка «БЕРРИЗ»

Письмо было написано знакомым изящным почерком («почерк гея», как я его всегда называла). Я прочла его, и последняя надежда на то, что хозяин скоро вернется и снова откроет «Берриз», растаяла как дым. Исчезла вслед за стереосистемой и виниловыми дисками, которые Дядюшка «Берриз» любил слушать под настроение. Бедняга, видно, он устал от такой жизни. Оно и понятно, нелегко оставаться семидесятником в современной Японии. «Не вернется он, – подумала я. – Это уж как пить дать».