Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты правильно сделала, – успокоил ее Рикмен.
Ей, должно быть, трудно было решиться на этот звонок. К тому же он не был в госпитале со дня визита Саймона к нему домой. Когда же это было? Два дня назад?
– Джефф, ему пришлось сделать укол успокоительного. Он считает… – Она запнулась, но затем взяла себя в руки. – Он считает, что совершил нечто ужасное, и поэтому ему пришлось уйти из дома.
– Но ведь это… – Он уже готов был сказать, что это неправда, но в известном смысле Саймон действительно был виноват: он бросил десятилетнего мальчишку на произвол жестокого и бесчеловечного отца. Оставил его с матерью, которая была совершенно запугана и забита. Случались дни, когда, вернувшись из школы, он заставал ее все на том же месте в окружении немытой с завтрака посуды, с ужасом глядящей в одну точку – на какую-то страшную сцену, которая беспрерывно прокручивалась у нее в голове.
– Я собирался подъехать сегодня, но попозже. – Он глянул на часы. – Ладно, сейчас приеду.
Хинчклиф еще не появился, а разговоры с Саймоном, может, на время отвлекут его от собственных неприятностей.
– А тебе удобно? – Похоже, ее силы были на исходе. – Тебя он должен послушаться.
– Неприятности? – поинтересовался Фостер, который и не подумал уйти.
– Родственники.
Фостер фыркнул:
– Беда.
– Мне нужно съездить в больницу, – объяснял Рикмен, натягивая пальто.
– Я звякну, когда Хинчклиф вернется.
– Договорились. – Рикмен, засовывая мобильник в карман, мыслями был уже в другом месте.
До госпиталя он домчался за десять минут. Очередь на парковку растянулась на целый квартал, поэтому, сделав круг и показав удостоверение охраннику, он заехал через задние ворота.
Таня ждала его перед лифтами на пятом этаже. Глаза были красные и заплаканные, и Рикмен обнял ее. Она прижалась к нему, обхватив за шею, затем, смущенно засмеявшись, они разомкнули объятия.
– Как он? – спросил Рикмен.
Она пожала плечами. Даже это простое движение стоило ей огромного труда.
– Все тебя требует.
Рикмен уже сделал шаг в сторону палат, но она задержала его, положив руку на плечо:
– Джефф, я хотела бы узнать до того, как мы…
– Нет, – коротко ответил Рикмен. Он был не в состоянии что-то рассказывать Тане. Ему слишком тяжело дался разговор с Грейс. Тане он еще не скоро сможет довериться.
Саймон стоял у окна, глядя на город. Он повернулся, когда Джефф вошел в палату. Его глаза блестели от слез, капли дрожали на ресницах и щеках.
– Джефф! Я думал, ты уехал.
– Я расследую серию убийств, Саймон, – объяснил он. – И потом, ты был у меня в пятницу, помнишь?
Саймон безнадежно посмотрел на Таню:
– А когда была пятница?
– Позавчера. – Голос невозмутимый, но в глазах плещется боль. – Вспомнил?
Он нахмурился, затряс головой. Ему продолжают задавать вопросы. Просят его вспоминать разные вещи, когда его голова забита ватой, а он не может заставить слова вернуться и не может думать, потому что для этого нужны слова. А он их забыл. Сейчас он старается, потому что Джефф попросил. Джефф его брат, а они всегда были близки. И порой ему кажется, что он что-то должен Джеффу. Он не знает точно, что именно. Может, извиниться. Он уже чуть голову не сломал, думая над этим. Видимо, он что-то не то сказал. Или сделал…
Эта мысль вдруг напугала его, и он посмотрел на Джеффа:
– Я что-то сделал. Я сделал что-то ужасное.
Джефф попытался ему помочь:
– Ты приходил ко мне домой. В пятницу, позавчера.
Саймон вдруг увидел картинку с фотографической четкостью.
– Деревья… – произнес он.
– Я живу рядом с Сефтон-парком.
Саймон почувствовал всплеск – волнения, а может, счастья.
– Помнишь, как мы переплывали озеро на лодке? – спросил он. – А на коньках зимой до другого берега добирались? Из озорства.
– Да.
Что-то промелькнуло в лице брата, и Саймон наклонил голову, пытаясь понять что. Похоже на боль. Или на счастливое воспоминание? На что же?
– Таня говорит, ты очень расстроился. Из-за чего? – задал вопрос Джефф.
Саймон глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться. Это так тяжело, когда не можешь уловить суть. Так много всего, в чем нужно разобраться: новые представления, новые звуки, новые люди. Когда он взглянул сверху на город, то узнал его с трудом. Вспомнил собор, некоторые здания. А вот блочные дома снесли, и ветхие портовые пакгаузы на прибрежной полосе переоборудовали в дорогое жилье.
Голова раскалывалась от мыслей. Память возвращалась, но как-то бестолково, короткими бессмысленными вспышками, как обрывки разговоров в шумной столовой или в классе, из которого вышла учительница. Он испугался: нельзя так больше думать. Школа, уроки – это для детей, а он уже взрослый. Она возвращалась, как… – Саймон напрягся. – Как взрывы звуков, когда настраиваешь радио! Он улыбнулся Джеффу. Есть! Он сделал это. Сообразил.
Таня медленно выдохнула, ее плечи обмякли.
– Он забыл вопрос, – расстроенно сказала она.
– Я не забыл! – запротестовал Саймон.
– Ты расстроился, – напомнила Таня. – Тебе казалось, что ты когда-то поступил нехорошо.
– И вовсе нет. Я никогда не делал ничего плохого. Правда, Джеффи?
Два дня назад Рикмен ответил ему резко, даже безжалостно. Но это было сорок восемь часов и целую вечность тому назад.
– Мы все иногда совершаем плохие поступки, Саймон, – сказал он теперь. – И обижаем других людей. Мы не хотим, чтобы так получалось, но…
Таня внимательно смотрела на него, ожидая, возможно, откровения.
– … обижаем, – закончил Рикмен.
– Но я-то нет! – Саймон говорил по-детски вызывающе. – Что я сделал? Если бы сделал, ты бы уже сказал. Как я узнаю, если мне никто не рассказывает? Я же вам не мистер Всепомнящий какой-нибудь, – сообщил он с забавной доверительностью.
– Мы поговорим об этом позже, когда тебе станет лучше, – сказал Рикмен.
– Я хочу знать сейчас! – Раздражение Саймона грозило перерасти в неуправляемый гнев ребенка.
Рикмен начал было говорить, но его прервал звонок мобильника.
– Бэт-фон! – захихикал Саймон. Его настроение снова изменилось с головокружительной скоростью. – Скорее, Робин! В пещеру к Бэтмену!
В палату влетела сердитая медсестра:
– Здесь нельзя пользоваться сотовым телефоном, кругом медицинская аппаратура.