27 июня. Снился сон, другая жизнь — кипит, бурлит перетекает. В мяч вмонтирована спецаппаратура, отчего он плывет над землей на высоте около метра. Я беру в руки мяч и понимаю, что он сделан из пластика. Рука посылает мяч вниз, тот ударяется о землю и вновь взлетает на метровую высоту. Одеваю мяч в тряпочный пакет и держу конец пакета, а мяч, уже в мешке, плывет над землей.

28 июня. Опять снилась Москва. Опять лица из прошлого. Снова прошлое беспокоит меня. Его давно уже нет. Нет людей из прошлого, они меня забыли, я им совершенно точно не снюсь. Меня вообще нет в природе. Я инфузория, сидящая на микросхемах аппаратуры, засланной на другую планету. Я даже подозреваю, что место, где я нахожусь, этот аквариум, запущен в космос и летит в сторону Юпитера. Аквариум же во время полета попал во временную спираль, которая гоняет время по кругу.

29 июня. Санчасть. Опять краска, точнее, ее запах. Опять нездоровая возня администрации вокруг меня.

В санчасть легли двое с результатами мастырок. С помощью шприца они загнали в мышцу ноги свои слюни. Как результат — страшное воспаление. Мастырщиков увезли на «двойку» (областная больница для зеков), будут резать.

Пикассо рисует герб, княжеский. Внизу две печати, на одной дата 1753 год и имя, «Елизавета Петровна». На другой — надпись «Князь Сиддах» и два зверя, по виду лев и бобер, держат щит с короной и буквой «С». Внизу — лента с девизом, что-то вроде «дых-пердых» или «трах-тибидох». Пикассо матерится, плюется, но продолжает рисовать. Только из-за этого герба (чтобы его изготовить) начальник медсанчасти подполковник Седдахов и поместил Пикассо на месяц в санчасть.

Волны Мирового океана разбиваются об эти Клинцы. Через забор летят брызги пены. Перелетая через запретку, они превращаются в пластиковые бутылки, а подлетая к земле, бутылки самозаполняются местным самогоном. Страшное дело — пьющая зона. Это реальная фантасмагория.

1 июля. Ночь. По-прежнему ужасно воняет краской, холодно. В Москве обещали ураган — надули. В Клинцах опять комиссия, под Курском в зоне общего режима вскрылось то ли двести пятьдесят, то ли шестьсот человек. Следом там же объявили голодовку. Туда же на разбор происшествия приехал зам. генерального прокурора.

2 июля. День. Снова сон. Снился Дрознин с какими-то типами спортивного вида. Я пришел к нему на урок. «Очень нужно ехать в Лондон», — сообщил Дрознин. Сидим около «Щуки», навстречу идет Истратов, увидев нас, заворачивает в подъезд соседнего дома. Мне сразу становится понятно, что он в Москве и идет именно к Широкову. Набираю номер Широкова. Слышу:

— Тут у меня сидит Истратов, рассказывает очень интересные вещи.

— Ты его слушай больше, он тебе расскажет, он такой. Ты его лучше спроси, собирается ли он деньги возвращать? Просто спроси, должен ли он или нет мне денег, прохиндей.

Опять прошлое. Опять «Щука». Как же хочется снова вернуться в это счастливое солнечное время!

Обпился молоком так, что от газов стал напоминать дирижабль. Как ночью не взлетел, неясно.

Тюремные «мастырки». Набирают в шприц слюни и делают укол в мышцу, выпуская под кожу собственную слюну. Результат — жуткое воспаление, реально можно лишиться ноги. Трава курослеп. Накалывают иголками часть тела, затем втирают туда, по существу вгоняют эту траву. Результат — вечно не заживающая язва, ничем невозможно вылечить. Курят сигареты, пропитанные йодом или с измельченной белой пластмассой. Результат — температура сорок, начинают гнить легкие. Делают инъекцию клея прямо в легкие, пробивая ребра. Результат — сильное гниение легких. В открытую рану засыпают алюминиевую пудру, результат — воспаление с возможной гангреной.

Отрезали руки на станках, заливали в валенок расплавленный металл, употребляли вовнутрь всякую гадость.

Самое безобидное — это луковая кожура, наклеенная на спину в районе легких. При рентгене появляется изображение начала туберкулеза. Боги, простите эти заблудшие и неразумные головы! Один, намазав руки графитом (рука должна быть абсолютно сухой), на спор перебивал рукой струю льющегося расплавленного металла. Самое интересное, что последствий для руки никаких не было. Окажись рука слегка влажной или движение недостаточно быстрым — ожог до кости.

7 июля. Взрывы в Англии. Появился Ден. Живет у бывшей жены. Рвется на встречу. Посмотрим.

Старовойтов вышел на свободу. Обещал позвонить, но так и не звонит. Полагаю, и не позвонит. Дело житейское, даже обижаться не стоит.

Мастырщику поставили капельницу. Он подвывает от уколов.

В Москве ограбили инкассаторов. Убили двоих. Взяли один миллион долларов. «Промстройбанк», центр Москвы, средь бела дня двое в масках за две минуты все совершили, похоже, одного ранили. Менты тут же включили план-перехват «Вулкан 5», но пока ничего, пусто, не нашли. Европа страдает: Франция и Италия — от жары, Германия и Австрия — от разлива рек. В Пакистане в железнодорожной катастрофе погибло двести человек. Столкновение поездов. В России горят леса. В Испании (оказывается, там тоже леса) горят леса. Мир сползает к глобальной катастрофе. Нужно скорее приниматься за роман. А то и написать не успею — гикнется все к чертовой матери.

Лекарства: лупидол, антигубораскатин, дубинал.

Жду, надеюсь. Жду встречи с женой. У нее все потихоньку образуется. У нее начался карьерный рост. Кастинг-директор крупнейшей кинопроизводящей компании.

15 июля. Прошла уже половина лета, тихо и незаметно. Долго и быстро минуты и часы тянутся, а месяца просто летят. Они летят, а я сижу. Такая вот диалектика.

Вышел покурить в больничный дворик, сел на ступени. Небо, угол осыпающейся кирпичной стены. Между стеной и зданием — вид на древнюю локальную решетку: наваренные полусгнившие, абы как пришпандоренные разнокалиберные железяки. На них такие же разнокалиберные железные листы. Листы все в дырах. У стены клумба, три на полтора метра, высажено все подряд — и клубника, и картошка, и укроп, и помидоры, и редиска, и лук. Все растет плохо. То есть зелень-то прет, а клубней либо нет, либо они смехотворно малы, прямо микроскопические клубни. Зато летают огромные комары, жало по сантиметру.

В санчасти продолжается ремонт. У стены здания, рядом с невероятной металлической решеткой прямо к кирпичу прислонены оконные рамы. Рамы жутко старые, стекло аж закопчено. Сажусь, закуриваю, смотрю на эту груду рам и вдруг вижу, как на моих глазах эта стопка начинает разъезжаться. Одна из них самопроизвольно с грохотом ударяется в стену. Месяц стопка стояла — и ничего, а вышел покурить — начала движение. Что это, знак судьбы или меня о чем-то предупреждают?

В туалете около окна в клубах паутины в ожидании добычи живут два огромных паука. К ним в паутину попадает оса. Пауки: жопы блестят и круглятся, как черника, а головы и ноги светло-коричневые и легкие. Один стремительно подбегает к жертве и начинает старательно ее паковать, перед этим делает укус в затылок. Оса выпускает жало, дергается, но под воздействием инъекции замирает, и только брюшко слегка дергается. Пауков двое. Комплекция у них одинаковая. Они замирают, и один из них неожиданно бросается на другого. Соперник, сделавший всю основную работу (укус, пеленание в паутину), оказывается отогнанным от добычи. Такая вот диалектика.