– Получается, что я ненормален? То есть у меня что-то с психикой? – допытывался Ярый.

– И снова вы не правы, – возразил доктор. – Вы не просто испугались, вы пережили настоящий ужас в очень короткий промежуток времени, и сознание ваше среагировало вместе с телом, защищаясь таким образом от внешнего фактора.

– Понятно, – сделал для себя выводы Красноярцев. – То есть диагноз: трус со сдвигом по фазе.

Ну, перелет был, конечно, засада!

Шесть с половиной часов в самолете с грудным ребенком – это вам не кот чихнул, но ничего, продумали заранее, что с собой взять, как ребенка и чем занять, и ходить Алисе по проходу с Лялькой стюардессы разрешили, так что долетели.

Сюрпризом. Алексея ставить в известность о прилете Алиса Свете и остальным киношникам запретила.

В аэропорту их встретили Света и второй режиссер Олег Евгеньевич, вся остальная группа под руководством Глеба уж неделю назад вернулась в Москву.

Первым делом поселились в квартире, что для них сняла Света. Хорошая, чистенькая квартира, очень уютная и, главное, в пяти минутах ходьбы от больницы, в которой лежал Алексей.

Пока приводили себя в порядок, принимали душ по очереди, и Зоечка со Светой приготовили незамысловатый обед на скорую руку, Олег Евгеньевич вводил Алису в курс дел.

А что дела? Фиговые. Ноги у Алексея так и не двигаются. Он мрачнеет день ото дня, попросил перевести его в отдельную палату, без соседей, замкнулся в себе, ни с кем не разговаривает, обсуждать свою болезнь отказывается и постоянно о чем-то размышляет. И что он там надумал, неизвестно. Врачи? А что врачи? Вот сама с ними и поговоришь, они тебе полную картину и опишут.

– Чистой воды психосоматика! – уверил ее доктор, мужик лет пятидесяти, плотный, невысокий, с пронзительным взглядом. – Ну, есть один шанс из ста, что что-то обнаружат наши коллеги в Москве. Но очень сильно сомневаюсь. У нас прекрасная аппаратура, и обследования мы провели полные. Физические показатели у вашего мужа в норме.

– И что вы посоветуете в такой ситуации? – спросила деловито Алиса.

– Психотерапевта, гипноз хорошо помог бы. Ну, еще специальные тренинги и практики. Только Алексей категорически отказался от помощи специалистов. И меня очень настораживает состояние, в которое он все стремительней впадает. Очень нехорошее это состояние, Алиса Викторовна. Очень.

– Понятно, – кивнула Алиса.

С дочкой на руках она отправилась к мужу, в его одноместную палату. Сопровождать ее во время этой знаменательной встречи Светлана с Олегом Евгеньевичем героически отказались – от греха подальше.

– Привет! – бодро и весело поздоровалась она таким тоном, словно они утречком расстались и вот встретились за обедом.

– Алиса?! – обалдел Красноярцев, аж дар речи на пару мгновений потерял и сел, опираясь руками на койку. – Ты… откуда здесь?!

– На самолете, – весело ответила она и, подойдя к нему, нагнулась и поцеловала в щеку.

Ярый быстро справился с первым шоком и тут же стал угрюмым и суровым, совершенно непохожим на себя. У Алисы сердце сжалось, когда она заметила его впалые щеки, заросшие двухдневной щетиной, темные круги под глазами, злой, отрешенный взгляд и общий запущенный неухоженный вид.

– Ты зачем прилетела?! – бушевал Красноярцев. – Да еще и Лялечку с собой привезла!

Но Алиса, не обращая внимания на его тон, сохраняя невозмутимость и спокойствие, сунула ему в руки Ляльку и мило улыбнулась:

– На вот, возьми. Сам разбаловал, сам и занимайся. Может, она с тобой поспокойней себя вести будет.

– А что с ней такое? – тут же проснулся в Красноярцеве обеспокоенный папаша. Он присмотрелся к ребенку, перехватив ее поудобней.

А Лялька, узрев папаню любимого, загулила радостно, засучила руками и задрыгала ножками. Сердце отцовское сразу же растаяло, Ярый разулыбался, прижал ее к себе, даже глаза закрыл от избытка чувств, потом расцеловал в щечки, наговорил дочурке ляляшек и усюсюшек всяких, еще раз расцеловал и, прижав к себе, вернулся к воспитанию жены.

– Алиса, ты зачем прилетела? – спросил он жестким тоном.

– По-моему, это очевидно, – пожала она плечами и спросила совсем о другом: – Как тут кормят? Зоечка прилетела с нами и уже отправилась на рынок, собирается готовить для тебя свой фирменный рассольник. Грозится полностью взять тебя на домашнее питание.

– Так ты еще и Зоечку притащила! – прорычал Ярый, на что довольная Лялька на его руках отреагировала удивленным гуканьем. – Извини, детка, – тут же смягчил тон Красноярцев, чмокнул пару раз дочку в щечку и улыбнулся ей.

Успокоенная Лялька продолжила радостно мусолить игрушку, рассевшись на животе у папаши.

– Алиса, это такое безрассудство! – придушенным голосом отчитывал Ярый жену. – С младенцем и пожилой женщиной через всю страну!

– Мы это уже проходили, Красноярцев, но в южном направлении, так что можешь не начинать, – напомнила она обо всех его страхах по поводу Гоа. – И насколько я вижу, она вполне здорова, бодра и в полной радости, вновь обретя своего любимого папашу.

– Улетайте! – потребовал он холодно. – Улетайте назад!

– Поздно, Леша, – вздохнула Алиса наигранно-безнадежно и села на стул у его кровати. – Фарш невозможно прокрутить назад. Мы уже здесь и никуда без тебя улетать не собираемся. Поэтому давай лучше займемся насущными вопросами, – и, резко сменив тон на деловой, поинтересовалась: – Ты в курсе того, что говорят доктора о твоем состоянии.

Он молчал и смотрел на нее сурово, холодно и как-то отреченно, явно решая что-то непростое про себя, и вдруг ровным строгим голосом четко с нажимом потребовал, как приказал:

– Улетай назад, ты мне здесь не нужна! Сегодня же улетай! Мне не нужны твоя забота и внимание и вся эта херня про долг жены и прочее! – смотрел он на нее яростно, так, что желваки ходили на скулах и повторил: – Улетай!!

– Я никуда не улечу, Леша, – спокойно ответила Алиса, глядя ему в глаза. – Я здесь не из-за долга жены и всего прочего, как ты изволил выразиться, а потому что ты мой муж, я тебя люблю и живу с тобой одной жизнью.

– Мне не нужна ни твоя забота, ни твоя любовь! – отчеканил Ярый, и лицо его сделалось каменным. Он уже не обращал внимания на начавшую хныкать от испуга дочь. – Мне не нужна эта фигня! Я хочу развестись! И как можно быстрей! У меня теперь другая жизнь, и я должен думать только о себе и заниматься только собой! Ясно? Ты мне не нужна! И больше ко мне сюда не приходи!

– И стал он умом скорбен, – тяжко вздохнула Алиса и вдруг сосредоточенно жестким, хлестким тоном спросила: – Что, гордость чешется? И от этого картина мироздания исказилась?

Лялька хныкала уже всерьез, но и Алиса не обратила на дочь внимания, встала со стула, нависнув над Алексеем грозной Фемидой, и тем же жестким тоном отчитывала его, как нашкодившего мальчишку: