– Не обращайте внимания, Маргарита Петровна. Это всё пустое. Но я и правда еду в Плосково только на неделю. А потом – в Париж.

– Ну хоть так. А то Дорофей не едет вовсе и профессор Жилинский задерживается в Москве.

– Про Дорофея мне известно, а что случилось с профессором?

– Так ты не слышал?! Московский градоначальник распорядился выделить нашему училищу новое здание, шикарное! Жилинский вместе с директором и кем-то из попечительского совета завтра будет смотреть, а потом оформление, то-сё. В общем, не едет с нами.

– Поня-ятно. А вы не знаете, в каких войсках служил наш градоначальник?

Клаус фон Садофф ехал по Санкт-Петербургу, направляясь к дому графини Жеребцовой. Он знал о ней пусть не всё, но достаточно, чтобы надеяться содрать с неё денег: Ольга Александровна Жеребцова, урождённая Зубова, – родная сестра заговорщиков братьев Зубовых, супруга тайного советника А.А. Жеребцова, любовница английского посла Уинтворта; из Англии она получила крупную сумму денег для передачи заговорщикам, но оставила их себе – надо полагать, ввиду ожидавшегося её развода и дальнейшей свадьбы с тем же Уинтвортом. Пожалуй, ей придётся поделиться уворованным с ним, Клаусом!

– Доложите: Клаус фон Садофф, – бросил он прислуге, стягивая с рук перчатки. – По неотложному делу.

Он растёр руки; подумал: ну и зимы в этой стране, тут невозможно жить! – прошёлся по гостиной, разглядывая картины; решил, что торговля живописью западных мастеров в России – тоже выгодный бизнес. У него самого вроде бы один из предков был великим художником. Может, отхватив у графини деньжат за ту услугу, которую он имел ей предложить, заняться этим делом? Кто его торопит, жизнь большая.

В дверь впорхнула служанка:

– Госпожа графиня вас примут. Пожалуйте за мной.

Графиня ждала его в ещё более изукрашенной комнате, чем предыдущая.

– Господин Садов? – Она произносила его фамилию на русский манер. – Никак вас не ожидала. Я жду другого человека… Не помню, представляли мне вас или нет? Ведь мы, кажется, встречались у мадам Апраксиной?

– Разумеется, – сказал он, не желая вдаваться в подробности. Хотя мог бы закончить фразу так: «Разумеется, вы можете думать что хотите, но мы никогда не встречались». Он только сегодня прибыл в Санкт-Петербург; ехал на перекладных, страдая, что не отправился сюда раньше – был риск опоздать. Godshit, иметь три года в запасе и приехать в последний день!

– Но я всё равно рада, – продолжала она. – Мне так нужен образованный советчик, и вы, академик, наверняка мне поможете.

– Буду рад услужить, госпожа графиня, – сказал Клаус, немного удивляясь: с кем она его путает?

– Вопрос у меня невинный. Сколько недель в году?

– Пятьдесят две.

Она захлопала в ладоши:

– Чудо! Чудо! Мгновенно ответил!

Опять появилась служанка:

– Госпожа графиня, граф Пален. Просить обождать?

– Как обождать?! Немедленно… – И поскольку девушка исчезла, объяснила Клаусу, немного попыхтев со злости: – Они такие тупые, эти русские девки, вы себе не представляете.

Клаус призадумался. Пётр Алексеевич Пален – во главе заговора, и он рассчитывал, что Жеребцова организует ему встречу с ним, но позже. Деньги-то у Жеребцовой. Вряд ли она рассказывала Палену, что присваивает изрядные суммы. С другой стороны, граф тоже человек не бедный и какой-то кэш ему наверняка перепал от англичан. Вот люди! Собственного царя убивают за чужие деньги.

– Вы меня извините, герр Садов, – говорила тем временем Жеребцова, – но у меня важный разговор.

– Поверьте, мой разговор не только имеет касательство к вашему разговору, но он ещё важнее, – бесцеремонно ответил Клаус по-английски. По-русски он бы такую фразу не осилил.

– Какой у вас забавный акцент, – удивилась она.

– Я много лет прожил в Америке, – ответил он и повернулся к дверям, от которых послышался голос:

– Америка? Почему Америка? Ведь вы фон Садов, академик, немец?

Это был граф Пален, военный губернатор Петербурга, заговорщик и англоман.

Ни Клаус, ни его отец Герхард не любили Англию. Но к 1801 году война в Европе была неизбежной и для них выбор сводился к следующему: если Павел остаётся жив, то Россия выступит с Францией против Англии, если будет мёртв – Россия выступит с Англией против Франции. Первый вариант они уже проходили; для Германии он был отрицательным: Павел дожил до 1825 года, Наполеон проскрипел ещё дольше, и они такого в мире наколобродили, что оба были достойны виселицы.

Что ж, поможем Англии. Глядишь, и Германии немного счастья перепадёт.

Герхард любил Германию. Клаус, правда, предпочитал доллары и, попав сюда – почти за двести лет до своего рождения, собирался подзаработать, но с самого начала решил совместить приятное с полезным, а уважить желание родителя – полезно. Папашка ведь и впрямь опытный финансист. Мало ли какие в двадцать первом веке возникнут проблемы с получением крупного банковского вклада, сделанного в девятнадцатом веке.

Впрочем, пока ему, Клаусу, не удалось тут сделать вообще никакого вклада.

В той жизни, при подготовке к этой жизни, у него вся надежда была на папашку. Он и сам знал историю, но как? С пятого на десятое. Поэтому их разговоры «о деле» быстро превратились в учебный курс: отец объяснял, когда и что важное, с его точки зрения, происходило в разных странах, что и как надо поменять, и заставлял его запоминать даты. Так они прошли почти весь девятнадцатый век, и он как раз зубрил даты и имена эпохи Наполеона, когда его попёрло.

Вот почему он лучше всего знал эту эпоху.

Наполеон отнял у Англии Индию и Канаду, скотина. Правда, Индию он обещал Павлу, но, конечно, надул. А Павел, не будь дурак, оттяпал у Америки Калифорнию, на которую Штаты уже раскатали губу, и, желая иметь незамерзающий порт в Тихом океане, заставил принести себе присягу гавайского короля Камеамеа I. Набить бы морду этому Камеамеу, ведь русский император, вместо того чтобы сделать что-нибудь хорошее папуасам, или кто там у них на Гавайях живёт, устроил на островах базу подводных лодок.[51]

А главное, они – Наполеон и Павел – растоптали Великую Германию! Вот почему папашка раз за разом талдычил ему одно и то же: надо укокошить Наполеона и Павла. «Роль личности в истории велика, сынок, – говорил он Клаусу, – и велика роль этих двух негодяев, но ты, убив их, окажешься личностью более великой».