– В самом деле?..

– Да! – заорал я. – И я тоже хочу, чтобы уважали мою частную жизнь.

– У тебя такой возраст, когда нуждаются в секретах и секретности; а у них – нет.

– Мадам, моя мать – в некотором смысле знаменитость; отец – известный врач; кроме того, мать трижды выходила замуж. Я думаю, дело в том, что она не желает, чтобы ее бывшей золовке, Аманде, стало известно место нашего проживания.

– Почему это?

– Моя тетя Аманда не слишком приятный человек.

– Джори, ты веришь мне?

– Да, – сказал я, но это была неправда.

– Тогда расскажи мне все, что ты знаешь о Поле. Скажи мне, так ли он на самом деле болен, как говорит твоя мать, и жив ли он вообще. Расскажи мне, почему Кристофер живет вместе с вами и ведет себя как отец по отношению к вам с Бартом.

Я не знал, что ответить. Я постарался быть внимательным слушателем, чтобы она продолжала говорить, а я попытался сложить вместе части этой головоломки. Я, конечно, стремился первым разгадать ее, опередив мадам.

Повисла долгая тишина. Наконец бабушка заговорила:

– Ты, наверное, знаешь, что после смерти Джулиана ты жил с матерью в доме Пола; потом она уехала в горы Виргинии, взяв с собой тебя и свою младшую сестру Кэрри. Там, в прекрасном доме, жила ее мать. Мне показалось, что уехала она с намерением разрушить второе замужество своей матери. Второго мужа ее матери звали Бартоломью Уинслоу.

Проклятый тугой комок вновь встал у меня поперек горла. Не убеждать же мне ее, что Барт – сын дяди Пола и не может быть по-другому!

– Бабушка, если вы хотите, чтобы я продолжал любить вас, не говорите плохо о моей маме.

Она схватила меня за руку своими тощими пальцами:

– Хорошо, мой внук. Я восхищена твоей сыновней любовью и преданностью. Я просто хотела, чтобы ты знал некоторые факты.

В это же самое время она едва не угодила колесом в глубокую яму.

– Бабушка, я умею водить машину. Если вы устали или плохо различаете дорожные знаки, давайте я сменю вас. А вы можете посидеть и отдохнуть.

– Разрешить четырнадцатилетнему мальчику вести машину? Я что, сошла с ума? Или ты не уверен в своей безопасности? Всю свою жизнь я провела на колесах: сначала, в детстве, в фуражных вагонах на стогах сена, потом в экипажах, затем в такси и лимузинах, а уж когда пришло письмо от тебя, я в возрасте семидесяти четырех лет начала брать уроки вождения автомашины – и видишь, как хорошо я их усвоила за три недели…

Наконец мы въехали во двор, правда, после четырех неудачных попыток. Перед нашими взорами предстал Барт, сражающийся с невидимым животным при помощи карманного ножа, который он держал на манер меча, в любую минуту готовый вонзить его в жертву и убить.

Мадам поставила машину, полностью игнорируя Барта. Я выскочил, чтобы открыть ей дверцу, но она опередила меня, и за ее спиной Барт со свистом вонзил нож в воздух:

– Смерть врагу! Смерть всем старым дамам в черном! Смерть, смерть, смерть!

Невозмутимо, будто она ничего и не слышала, мадам прошла мимо. Я оттер Барта плечом в сторону и прошептал ему:

– Если тебя не пугает перспектива быть наказанным сегодня, то продолжай свое дурацкое занятие.

– Черное… ненавижу все черное… я изрежу на куски все это черное зло…

Но нож он аккуратно сложил, убрал в карман, и я увидел, как он любовно погладил при этом его перламутровую рукоять. Он обожал этот нож, и недаром: подарок стоил мне семи долларов.

Не дожидаясь ответа на весьма нетерпеливый звонок, мадам решительно отворила дверь, поставила в холле свою сумку на кушетку и огляделась. Раздался едва слышный звук закрываемой пишущей машинки.

– Пишет, – злорадно проговорила она. – Я полагаю, она отдается этому с той же страстью, с какой танцевала…

Я не ответил, но едва сдержался, чтобы не побежать навстречу и не предупредить маму. Мадам не позволила мне этого сделать, она опередила меня. Мама выглядела неприятно удивленной, вновь узрев мадам на пороге своей спальни.

– Кэтрин! Почему ты не сообщила мне о смерти доктора Пола Шеффилда?

Мама вспыхнула, затем побледнела. Она склонила голову и закрыла лицо руками. Но, почти мгновенно обретя самообладание, она с гневом взглянула в лицо мадам и начала складывать отпечатанные листы на своем столе в аккуратную стопочку.

– Как приятно ваше появление, мадам Мариша. Но было бы лучше, если бы вы предупреждали о нем заранее. Я надеюсь, Эмма найдет для вас еще парочку бараньих ножек…

– Не увиливай от моего вопроса при помощи глупых разговоров… Неужели ты хоть на секунду подумала, что я стану засорять свой организм твоей глупой бараниной? Я ем здоровую пищу, и только здоровую пищу.

– Джори, – сказала мама, – пойди скажи Эмме, чтобы она не готовила еще одну порцию в случае, если она видела приезд мадам.

– Что за идиотский разговор про бараньи ноги? Я долго ехала к тебе, чтобы поговорить о важных вещах, а ты все время толкуешь о еде. Кэтрин, ответь на мой вопрос: Пол Шеффилд умер?

Мама показала мне взглядом, чтобы я ушел, но я не в силах был сдвинуться с места. Я не подчинился ей. Она побледнела еще больше, видимо оскорбленная моим неповиновением. От меня, любимого сына, она этого не ожидала. Затем она через силу пробормотала:

– Вы никогда не интересовались ни мною, ни моим мужем, так что я поневоле думала, что вас интересует лишь Джори.

– Кэтрин!

– Джори, немедленно выйди из комнаты. Или я должна вытолкнуть тебя?

Я вышел из комнаты, и дверь с треском захлопнулась за мной.

Через дверь почти ничего не было слышно, о чем они говорят, но я прижал ухо к двери и прислушался.

– Мадам, вы не представляете себе, как мне нужен был советчик, доверенное лицо несколько лет назад. Но вы всегда были так сдержанны, так холодны, и я не решилась довериться вам.

Молчание в ответ. Фырканье.

– Да, Пол умер. Умер несколько лет назад. Я не хочу думать о нем как о мертвом. Я считаю его живым, просто невидимым. Мы даже перевезли с собой сюда его мраморные статуи и скамьи, чтобы сад был похож на тот, что был при его жизни. Но нам это не удалось, хотя иногда в сумерках я выхожу одна в сад и чувствую его рядом, чувствую, что он все еще любит меня. Наша совместная жизнь продолжалась так недолго. Он почти все время болел… поэтому, когда он умер, я ощутила, что моя жизнь не наполнена; я будто не выполнила свой долг, недодала ему нескольких лет любви и покоя… Я желала бы отдать ему то, что не дала ему Джулия, его первая жена.

– Кэтрин, – очень тихо спросила мадам, – кто этот человек, которого твои дети зовут отцом?

– Мадам, моя жизнь – не ваша печаль. – В мамином голосе прозвучала тихая ярость. – Мы с вами росли в разных мирах. Вы не жили моей жизнью, вы не заглянули в мою душу. Вам не суждено было испытать и доли тех лишений и горя, которые испытала я, будучи совсем юной, когда нам более всего нужна чья-то любовь. И не глядите на меня так своими злобными черными глазами, потому что вам меня не понять.