— Сделать женщине ребенка не лучшая рекомендация для человека, который заработал немало денег, проповедуя целомудрие.

Кэл попросил позволения сказать несколько слов в свою защиту. Он произнес нечто среднее между проповедью и рекламным текстом, причем в процессе уподобил себя Джону Ньютону — автору гимна «Небесная благодать». Сначала Ньютон был развращен и нераскаян — закоренелый грешник, работорговец. Как и Кэл, он обрел в море освобождение от грехов и точно так же избрал путь евангелистского проповедника.

— Спасен Божьей милостью и высшим вмешательством, — подытожил Кэл и вопросил, обращаясь к слушателям — адвокатам, судье, кальвинистам и горожанам, которые пришли на заседание суда: — Кто из вас не верит в искупление? Кто первым бросит камень?

В заднем ряду сидели члены церковного совета. Пресвитерианский священник шепнул методистскому, что охотно бросил бы камень, если бы мог попасть Кэлу в голову. Именно пресвитериане чаще других страдали от выходок Кэла и от того, что он называл себя кальвинистом, — это слово долго ассоциировалось именно с пресвитерианской ветвью протестантизма. Не то чтобы они цеплялись за название: прозвище «кальвинисты» было ночным кошмаром пресвитериан, и в течение многих лет они старались от него избавиться. Пресвитериане не собирались извлекать выгоду из внимания «желтой прессы», которую вдохновлял Кэл.

— Я, пожалуй, не откажусь, — сказала, поднявшись, какая-то женщина. Ее красная шляпка и фиолетовое платье резко выделялись на фоне серых и коричневых одежд.

Ее соседка тоже встала.

— Давай найдем булыжник побольше, — предложила она.

Судья жестом попросил обеих выйти вперед. К ним присоединились еще пять «красных шляпок», и все вместе они предстали перед судьей.

— Доброе утро, леди, — поздоровался тот.

Он не так уж часто видел в зале суда сочетание красного с фиолетовым, хотя, конечно, знал, что это за дамы, — его супруга грозила обзавестись красной шляпкой с тех самых пор, как ей стукнуло пятьдесят.

— Ваша честь, мы хотели бы сказать несколько слов о том, почему Кэлвин Бойнтон представляет собой опасность.

Женщины заранее решили, что говорить от их лица будет Руфь, и Рафферти потратил целый час, наставляя ее.

— Слушаю, — произнес судья.

— Как многим из вас известно, мы регулярно посещали кафе Евы Уитни, — начала Руфь. — И у нас есть основания полагать, что ее исчезновение не было случайностью… — Она продолжала без паузы, прежде чем судья успел сказать, что эта информация не относится к делу: — Мы были свидетельницами постоянных угроз в адрес Евы Уитни, которые касались не только кафе, но и ее самой. Кэл многократно ей угрожал.

— Это преступная ложь! — возразил Кэл, вскочив.

— Сядьте, мистер Бойнтон, — приказал судья. — Как именно он угрожал Еве?

— Во-первых, он грозился сжечь ее, — подала голос женщина, чей сын погиб в Персидском заливе.

Рафферти заметил, что вместо светлой шляпки она надела ярко-красную.

— Простите?

— Он неоднократно называл Еву ведьмой и грозился повесить, сжечь или утопить ее.

— Однажды Кэл угрожал убить ее, ваша честь, — вмешалась третья «красная шляпка». — Он не знал, что мы сидим в кафе и все слышим…

— А как миссис Уитни отреагировала на угрозы?

— Разумеется, вызвала полицию.

— Это правда, ваша честь, — сказал Рафферти. — У нас много жалоб на подобные оскорбления. В начале апреля Ева Уитни добилась запретительного приказа для Кэла Бойнтона.

Он протянул копию судье.

— Она сказала нам, — продолжала женщина, — что, если с ней что-нибудь случится, виноват будет Кэл Бойнтон.

— Ее нашли за Детским островом, — подхватила очередная «красная шляпка». — Всем известно, что именно там убийцы бросают трупы…

Несколько лет назад за Детским островом тоже нашли утопленницу. Это убийство раскрыли совсем недавно. И все провели параллель. Как и Ева — и, возможно, как Анжела, — женщина некоторое время отсутствовала, прежде чем ее труп обнаружили в море.

— Ева никогда не купалась за пределами гавани, — сказала Руфь. — Ей было восемьдесят пять, не забывайте. Она бы ни за что не заплыла так далеко.

Адвокат Кэла заметил, что было вскрытие. Медики не нашли признаков насильственной смерти.

— Разумеется, — вмешался Рафферти. — Когда мы обнаружили тело, его успели обглодать омары. Еву опознали по зубам.

Судья оставил Кэла за решеткой на месяц.

— Если хотите, чтобы он задержался здесь подольше, придется предоставить труп. — Он имел в виду Анжелу Рики.

Выйдя из зала суда, Рафферти подошел к «красным шляпкам».

— Отличная работа, дамы.

— Думаете, мы помогли делу? — спросила одна из женщин.

— Весьма.

— А как насчет той девушки… насчет Анжелы? — спросила Руфь.

— По-вашему, он тоже ее убил? — подхватила третья «шляпка».

— Не знаю, — сказал Рафферти. У него были скверные предчувствия. Он знал, что должен найти Анжелу. Причем быстро.

Стоя в редеющей толпе, Рафферти понял, что он, возможно, единственный человек в городе, который не верит, что Кэл убил Еву Уитни. Он не препятствовал общественному мнению отправить Кэла за решетку — хотя бы на время, — но сомневался, что проповедник действительно убил Еву. Причина была проста. Если бы это сделал Кэл, у него хватило бы ума оставить труп в пределах гавани, где Ева обычно купалась. В попытке остановить Бойнтона Ева совершила крупный промах: ее тело нашли там, «где обычно бросают трупы». За Детским островом. Этот факт должен был привлечь к себе общее внимание — так и случилось. Но именно поэтому Рафферти и догадался, что дело нечисто.

Выдать самоубийство за убийство — отличная идея, но Ева перестаралась. Рафферти не забывал о том, из какого она рода. Он не сомневался, что всякая из женщин Уитни способна преодолеть вплавь расстояние до Детского острова. В любом возрасте.

Детектив сообщил Таунер, что Кэл пока останется под замком. Остальное пересказывать не стал. Решил, что ей не нужно этого знать.

Будущее Анжелы оставалось по-прежнему туманным. Рафферти не ошибся насчет ребенка. И насчет мотива. Детектив мог лишь надеяться, что предчувствия его обманывают. Что девушка жива и ей не грозит смерть.

Он мало что мог сделать для Анжелы, но по крайней мере присматривал за Таунер. Во всяком случае, так он себе внушал. Таунер нуждалась в отдыхе и покое, поэтому Рафферти изо всех сил старался окружать ее заботой. Он сам готовил еду. А вечером они сидели на крыльце и смотрели на лодки.

— Леа ходит под парусом? — поинтересовалась Таунер. В Марблхеде началась неделя гонок, и Таунер рассматривала вереницу яхт по ту сторону гавани.