– И какие же новости? – осведомился Нерон. – Старому козлу снесли голову?

Старым козлом он называл Сервия Сульпиция Гальбу, прокуратора Испании, который вел на Рим свои легионы. Гальба, годами за шестьдесят, был высок, голубоглаз, морщинист лицом и совершенно лыс. Во многих смыслах он являлся полной противоположностью Нерона: расчетливый военный стратег, не любящий показухи и обладающий репутацией безжалостного приверженца дисциплины. После убийства Калигулы некоторые сенаторы прочили в преемники именно Гальбу, но тот вежливо отказался выдвинуться и верно служил Клавдию. В дальнейшем, когда пошатнулась власть Нерона, не имевшего наследников по линии Августа, сторонники Гальбы убедили прокуратора, что его время пришло. Открытые притязания на власть и весть о походе Гальбы на город породили в Риме хаос.

Эпиктет навалился на трость и принялся массировать увечную ногу.

– Я пришел из сената, Цезарь. Там спорят, что делать с Гальбой. Я послушал кое-какие речи…

– И? – вскинул брови Нерон.

– Новости нехорошие, Цезарь.

– Что ты имеешь в виду? Меня никто не поддерживает?

– Некоторые на твоей стороне. Но их голоса заглушили. Настроения в пользу Гальбы сильны.

Нерон встряхнул головой:

– А мои преторианцы? Что предпринял Тигеллин для исправления ситуации? Тигеллин верен мне, а преторианцы верны Тигеллину.

Эпиктет обменялся с хозяином неловкими взглядами. Эпафродит поджал губы, затем заговорил:

– Цезарь, мы не знаем, где Тигеллин. Я послал гонцов…

– И гонцы не смогли его найти?

– Они не вернулись. Цезарь, мы же вчера говорили…

– Да-да, я помню. Ну что же, если Тигеллин сбежал, то где его приспешник, префект Нимфидий Сабин?

Эпафродит взглянул на Эпиктета, который нехотя произнес:

– Нимфидий открыто заявил, что поддержит Гальбу. Похоже, преторианцы готовы пойти за ним…

– Что? Не может быть! Нимфидий – родственник Поппеи. Он никогда ее не предаст. О чем он думает?.. – Нерон взглянул на Спора и явно смутился.

Тит нахмурился. Неужели император уверовал, что евнух и впрямь является его покойной женой?

Нерон вдруг начал всхлипывать:

– Мои преторианцы! Такие доблестные и верные! Чем их подкупили? Что будет с Нерополем, если его никто не защитит? Что будет с Золотым домом? – Нерон повернулся к приближенным спиной, расправил плечи, сделал глубокий вдох. Когда он снова обратился к ним, на лице опять цвела улыбка. – Хорошо, что я укрепил голос. Так или иначе, он мне понадобится. – Он перевел взгляд с одного вытянутого лица на другое. – Что за кислые мины? Почему вы таращитесь на меня?

– Мы ждем, когда Цезарь скажет, что он намерен делать дальше, – ответил Эпафродит.

– Разве не очевидно? Я должен выйти к простому народу, гражданам Нерополя, для которых построил новые дома, термы и театры; к моим возлюбленным детям, на которых я излил столько пышных торжеств и увеселений. Народ любит меня. Он благодарен за мои деяния. Он восхищен красотой и радостью, которые я подарил ему как актер. Меня ненавидят только сенаторы, всякие мелкие Гальбы с их скудоумием, злобной завистью и ненавистью к прекрасному и культуре. Что скажете? Послать ли мне глашатаев, чтобы созвали общий сбор? Я оденусь в черное, заберусь на Ростру и обращусь оттуда к народу. Я буду рвать на себе волосы, выть и стенать, напоминать о любви, которую выказал горожанам, и молить о помощи в недобрый для меня час. Я применю все мастерство трагического актера; возможно, сыграю Антигону или Андромаху. Я растрогаю людей, породив в них ужас и жалость. Ужас и жалость – вот что привлечет народ на мою сторону!

– Боюсь, – осторожно возразил Эпафродит, – настроения в городе слишком неопределенны, чтобы с уверенностью судить о реакции народа на подобное обращение.

– Он хочет сказать, что чернь, скорее всего, разорвет тебя надвое, – вмешался наконец Спор. Он стоял чуть поодаль, отвернув изуродованную половину лица. Даже интонацией он поразительно напомнил Поппею.

Нерон побледнел, затем стиснул зубы и в ярости уставился на Спора, который ответил таким же немигающим взглядом. Император моргнул первым и с трудом сглотнул.

– Разорвет меня… надвое? – прошептал он. – Что же, если нельзя положиться на народ, я вступлю в переговоры с сенатом. Не напрямую, конечно. Цезарь не общается с низшими самолично. – Он сдвинул брови, затем посмотрел на Тита и улыбнулся. – Ты отлично подходишь для этого, Пинарий! Я помню день, когда ты выступил перед сенатом в защиту тех рабов. Речь потребовала немалой выдержки! Ты был так красноречив, так пылок! Если ты выскажешься за меня…

Тит вспыхнул. У него пересохло во рту.

– Рабов, которых я молил помиловать, распяли, Цезарь.

Нерон моргнул:

– Ах да, верно. Ладно, я думаю, переговоры можно провести письменно. Ты, Эпафродит, изложишь условия. Допустим, я беспрекословно соглашусь сложить с себя обязанности императора, а сенат в ответ сделает меня правителем Египта? Египтяне оценят мои таланты. Вот куда я отправлюсь, в Александрию. Меня там полюбят. Как ты считаешь, Сабина? – обратился он к Спору. – Хочешь плыть со мною в барке по Нилу, как Клеопатра с Божественным Юлием?

Спор остался стоять вполоборота, глядя в пустоту.

Эпафродит болезненно скривился:

– Цезарь, даже если удастся убедить сенат предоставить тебе префектуру в Египте, в чем я сомневаюсь, то согласие Гальбы крайне маловероятно. Нильская зерноторговля очень важна для римской экономики, и префектура Египта всегда находилась под непосредственным контролем императора…

– Да-да, я понимаю тебя, – перебил Нерон. – Ну а если я просто попрошу отпустить меня в Александрию? Не обязательно префектом. Я могу стать актером или играть на лире.

Эпафродит с сомнением начал:

– Не может же Цезарь всерьез предлагать…

– Но я уже не буду Цезарем! – вскричал Нерон тоном скорее выспренним, нежели гневным. – Вот в чем дело! Я освобожусь от бесконечных нудных правил приличия. Я наконец буду сам по себе. Или ты сомневаешься в моей способности прожить собственным талантом? Вот о чем ты тревожишься? Неужели ты забыл венки и призы, которые я выиграл в Греции? Почти две тысячи, Эпафродит! Такого не добивался ни один актер за всю историю. И дело не только в судьях, которые любили меня. Ты помнишь, как мне аплодировали в Олимпии? А овацию на Истмийских играх?[20]Светлые воспоминания! – Нерон со вздохом утер слезу. – По-моему, александрийцы будут счастливы принять величайшего в мире актера. На мой дебют соберется весь город. Что же исполнить? Наверное, что-нибудь к удовольствию местных. Как насчет пьесы, в которой Одиссей терпит кораблекрушение и находит Елену во дворце на берегу Нила? Можно поставить спектакль в естественных декорациях. Но какая же из главных ролей мне под стать? Всем нравится лукавый Одиссей, но именно Елена бежит из горящего города и попадает на чужбину богиней среди крокодилов – так что, пожалуй, лучше сыграть Елену…