Она затушила «беломорину», поднялась и щедрой рукой отломила от стебля столетника два толстых листа.

— Придешь к себе, разрежешь вдоль — есть чем? Хорошо. Потом запрешься, штаны снимешь, намажешь хорошенько ногу прямо мякотью, понял? И прибинтуешь остатки к коленке, вот тебе бинт. Кстати, сейчас я тебе утюг отыщу штаны подсушить. Ходит слушок, что тебя Сам сегодня вызвать собирался. Негоже с мокрыми штанами-то к нему, а? — «Старушка Про» басовито хохотнула и полезла в шкаф.

Штур и спрашивать не стал, откуда Елена Вячеславовна знает про вызов к Самому, — все равно ведь не ответит. Есть у нее такая слабость, любит побыть загадочной. Как всякая женщина. Также он ни капли не удивился, что Прохорова держит на работе утюг: прокуратура для нее — второй дом, если не первый, и у нее не может не быть тут всего необходимого.

Вернувшись к себе и справившись с покалеченной ногой (пока он раздумывал, удобно ли показываться на глаза секретаршам и машинисткам таким мокрым и несчастным, на коленке успели вздуться ужасные волдыри), Штур неловко разложил на столе брюки и принялся их сушить. За много лет семейной жизни он совершенно отвык обращаться с утюгом, на штанах откуда-то стали появляться ненужные складки, к тому же опрокинутый чайник так и валялся на полу в луже уже остывшей воды, и Вениамин Аркадьевич, топчась по комнате, ухитрился замочить еще и носки.

Чертовски захотелось позвонить домой, пожаловаться Клаве на злую судьбу. Эту мысль он не без труда подавил, досушил и надел брюки, чуть не содрав с таким трудом наложенную повязку. Потом отыскал в шкафу тряпку, протер пол и хотел было заново поставить чайник, чтобы наконец выпить чаю, да поостерегся: снаряд дважды в одну воронку, конечно, не попадает, да раз не любит его сегодня судьба — нечего ее и искушать.

Секретарша Гигантова позвонила тотчас же, как только Вениамин Аркадьевич управился с бардаком в комнате. Гигантов, как и предрекала Елена Вячеславовна, ждал старшего следователя с докладом.

От нетерпения у Штура зачесались ладони. Ему было что сказать прокурору Москвы: до несчастного случая с чайником он успел еще раз хорошенько просмотреть все материалы дела и совершенно уверился в том, что его вчерашние идеи практически целиком и полностью подтверждаются процессуальными документами.

Стол Гигантова был засыпан хлебными крошками. Столовую тот никогда не посещал, зато на рабочем месте вечно жевал бутерброды. При подчиненных он, конечно, не ел, но крошки говорили сами за себя — вытирать со стола прокурор, по всей видимости, был не приучен. Клавиатура прокурорского компьютера была, однако, девственно чиста: техника явно стояла в этом кабинете исключительно «для придания весу» и призвана была свидетельствовать о том, что от прогресса Гигантов, в отличие от некоторых несознательных сотрудников, не отстает.

Прокурор города глядел на Вениамина Аркадьевича искоса, и было непонятно, слушает он следователя или бурчание в собственном желудке. Когда докладчик дошел до слов «арестовывать Пронина», Гигантов вскинулся:

— Вот так сразу и арестовывать?

— Только сразу и возможно. Если мы будем ходить вокруг да около, мы только вспугнем Атамана, тогда ищи его свищи.

— Горячий вы, Вениамин Аркадьевич, человек. А что мы, по-вашему, этому Атаману предъявим? Незаконное сожительство с певицей Расторгуевой?

Штуру стало жарко.

— Товарищ прокурор, разрешите форточку открыть?

Гигантов демократично поднялся, подошел к окну и от души его распахнул.

— Что предъявить ему при аресте, мы найдем, — зачастил Вениамин Аркадьевич, предвидя возражения. — Он там у себя в Ростове столько всего наворотил, что ему любую статью предъявляй — не ошибешься. Уж на первые трое суток во всяком случае хватит. А за это время мы и по нашему делу из него все, что надо, вытрясем.

— А что надо? Я так понял, Вениамин Аркадьевич, что вы все, что он нам может рассказать, заранее предвидите?

— Ну, во-первых… Если уж вы сами коснулись вопроса о Расторгуевой, давайте с нее и начнем. То, что она — любовница нашего с вами Пронина, я уже говорил. С Арбатовой (на Арбатову покушались, верно ведь, в рамках нашего дела?) ее связывает не только здоровая конкуренция.

— Но еще и нездоровая?

— Примерно так и есть. О том, что год назад расторгуевские фанаты освистали Арбатову в Ростове так, что та на всю жизнь запомнила, я тоже уже упоминал…

— Сначала освистали, а потом еще и убить пытались вдобавок? — Гигантов иронически хмыкнул.

— Я еще не закончил. Арбатова, естественно, затаила злость. И недавно, как я выяснил, произошла вот какая история. Арбатова предложила Расторгуевой — чисто по-деловому — участие в концерте «Песня года». Без сильных связей туда не пробиться, будь ты хоть кем, а участие — дело очень престижное. Анонсы по всем каналам, потом — трансляция, шум в прессе, то есть, считайте, бесплатная реклама.

— А Арбатова-то при чем? Она там, что ли, распоряжается?

— Да ведь семейка у нее сами знаете какая…

— Ах да.

— Ну и, само собой, все это не даром. Расторгуева ей какую-то неимоверную сумму вручила. А вскоре вышли анонсы, появились плакаты на улицах — а о Расторгуевой ни слуху ни духу. Стала выяснять — нет ее в концерте и не будет! Требует у Арбатовой назад деньги, а Арбатова вроде бы ничего и не знает: «Какие деньги? Разве, Маша, в деньгах дело? Для этого талант нужен, чтобы в таком проекте участвовать…» В общем, поиздевалась всласть да и деньги не отдала. Огласить эту историю у Расторгуевой духу не хватает — ведь позор-то какой! А так, через Атамана, вполне могла поквитаться…

— А денег-то там было сколько?

— Пока не выяснил, муровцы занимаются. Но если вы примете мою версию во внимание, я готов развивать эту тему дальше…

— Безусловно, я приму вашу версию во внимание. Но «принять во внимание» — это же не значит сиюминутно хватать и тащить в каталажку всех и вся! Кроме того, я все-таки всего лишь прокурор Москвы, и санкционировать ваше постановление на арест без достаточных доказательств я не могу. Тем более на каких-то ростовских атаманов.

— Ну что вы со мной как с ребенком, ей-богу! — начал заводиться Штур. «Что изменилось с момента задушевной беседы на даче? Тогда ведь факты были те же, даже меньше их было, а Гигантов их принимал нормально…» — Вы же можете доложить генеральному, он подпишет… Простите, что даю советы, но меня же можно понять — это мое дело, и мне очень, очень хочется, чтобы оно двигалось! И дало результаты!

— Продолжайте докладывать, и без эмоций, пожалуйста, — произнес городской прокурор официально, и Вениамин Аркадьевич осекся.

— У нас есть показания Арбатовой, что по поводу расторгуевских денег на нее «наезжали». Не факт, что ростовчане, но точно не наши, московские. А кто, по правде говоря, кроме ростовчан, будет за Расторгуеву заступаться? В Ростове у нее земляки, любовник, а кому еще она нужна? Принимая во внимание, что этот самый ростовский любовник еще и бандит, то есть «наезжать» на кого-либо — это его основная деятельность…