— Все, пора. Ну что, вперед, навстречу славе! — прокричал он и распахнул дверцу лимузина. Не успела Брук понять, что происходит, как ее ослепил шквал фотовспышек. Белое пламя в глазах было резким и болезненным, но эта мелочь не шла ни в какое сравнение с посыпавшимися вопросами.

— Джулиан! Как вам впервые выступать на церемонии «Грэмми»?

— Брук! Что скажете по поводу снимков в последнем выпуске «Ласт найт»?

— Джулиан! Сюда посмотрите! Сюда! У вас правда роман на стороне?

— Брук! Сюда повернись! Сюда, к этой камере! От какого дизайнера платье?

— Брук, если бы ты могла сказать одну фразу той цыпочке из «Шато Мармон», что бы ты сказала?

— Джулиан! Налево посмотри! Ага, вот так и стой! Вы разводиться будете?

— Джулиан! Правда, нереально идти по красной дорожке, когда год назад о вас вообще никто не слышал?

— Брук! Вы не считаете, что вина за произошедшее лежит на вас, потому что вы не соответствуете голливудским стандартам красоты?

— Что вы можете сказать всем молодым женщинам, которые сейчас нас смотрят?

— Джулиан, вам хочется, чтобы жена чаще сопровождала вас в поездках?

Брук чувствовала себя так, словно свет прожекторов со стадиона неожиданно направили им в спальню в три утра. Она не знала, куда смотреть, не могла сосредоточиться, и чем больше старалась изображать спокойную непринужденность, тем хуже получалось.

Она на секунду повернулась туда, где не было камер, и заметила позади Николь Кидман и Кита Урбана, выходящих из длинного черного «эскалейда». «Что вы к нам привязались? Вон знаменитости идут!» — хотелось завизжать ей. Отвернувшись — глаза уже немного привыкли к постоянным вспышкам, — она разглядела бесконечное море красного цвета. Какой же длины эта дорожка — миля, две, десять? Люди, которые шли далеко впереди, держались естественно, даже расслабленно. Они стояли группами по три — пять человек, болтали с репортерами или друг с другом, умело позировали для снимков, сверкая ослепительными, профессионально усвоенными улыбками. Неужели этому можно научиться? Сумеет ли она так же? А главное, дойдет ли она, доживет ли до конца этой немыслимо длинной ковровой дорожки?

И вот они двинулись вперед. Брук ровно ставила ноги в босоножках одну перед другой и шла, высоко подняв голову, с пылающими щеками, за Джулианом, который вел ее через толчею. Когда до входа в Стэйплс-центр осталась половина пути, сзади возник Лео. Положив горячие, потные руки на плечи Брук и Джулиану, он сунулся между ними и сказал:

— Впереди справа — журналисты из новостного блока «Е!». Если они попросят интервью, остановитесь и поговорите.

Брук увидела затылок низенького блондинчика, державшего микрофон перед трио юнцов в черных костюмах, на вид не старше пятнадцати лет. Чувствуя себя древней старухой, она ломала голову, кто это может быть, пока не вспомнила: «Джонас бразерс». Довольно симпатичные, если вы любите медвежат коала, но назвать их сексуальными? Соблазнительными? Способными довести миллионы девчонок до обморока одной улыбкой? Чепуха! Визжащим девчоночьим толпам стоит отыскать старые, времен «Тайгер бит»[26], фотографии Кирка Кэмерона и Рики Шрёдера, если им хочется увидеть настоящих сердцеедов. Брук невольно покачала головой: неужели она мысленно сказала «сердцеед»? Не забыть рассказать Ноле.

— Джулиан Олтер, можно вас на пару слов? — Блондин наконец распрощался с «Джонасами» и повернулся к Брук и Джулиану. Сикрест[27]! Такой же загорелый, как на «Американском идоле», с теплой, сердечной улыбкой! Брук готова была его расцеловать.

— Привет, — сказал Джулиан, тоже узнавший репортера. — Конечно, с удовольствием.

Сикрест показал оператору, находившемуся за его спиной, чтобы встал немного левее Брук и Джулиана. По его кивку оператор включил мощную лампу. Сразу стало жарко. Сикрест заговорил в микрофон, глядя в камеру:

— Только что ко мне присоединились Джулиан Олтер и его красавица жена Брук. — Повернувшись к ним, Сикрест взмахнул свободной рукой. — Спасибо, что нашли минуту с нами поздороваться. Должен сказать, вы сегодня великолепно выглядите.

Брук и Джулиан рефлекторно фальшиво улыбнулись. На долю секунды Брук охватила паника, когда она вспомнила, что на них сейчас смотрят миллионы зрителей страны и даже мира.

— Спасибо, Райан, — сказал Джулиан. Брук перевела дыхание, радуясь, что муж догадался назвать репортера по имени. — Мы очень рады быть сегодня здесь…

— Скажите, Джулиан, ваш дебютный альбом стал платиновым меньше чем за восемь недель. На сегодняшний день… — Сикрест сделал паузу и взглянул на маленький квадратик бумаги, который держал в ладони, — в мире продано четыре миллиона дисков. А сейчас вы выступаете на церемонии вручения премии «Грэмми». Скажите, что вы обо всем этом думаете?

Он сунул микрофон Джулиану прямо в губы и улыбнулся. Тот с удивившим Брук спокойствием улыбнулся в ответ и ответил:

— Должен сказать, Райан, это сумасшедшая, нереальная удача. Я был сражен невероятной популярностью нового альбома, а теперь такое приглашение… Это огромная честь для меня. Это просто не-бы-ва-лая честь.

Сикресту ответ вроде бы понравился: одарив их новой улыбкой, он кивнул, обдумывая что-то на ходу.

— Джулиан, в своих песнях вы много пишете о любви. Даже хит «Ушедшему», написанный в память вашего брата, — на самом деле песня о спасительной, очищающей силе любви. Что вас вдохновляет?

Вопрос с подтекстом, хотя и очень ясным. Брук посмотрела на Джулиана с видом, как ей казалось, любящей, внимательной и поддерживающей мужа жены, которая ловит каждое его слово, а вовсе не оглушенной, растерянной женщины, которой на самом деле в тот момент была.

Джулиан принял подачу и легко отбил мяч:

— Знаете, Си… Райан, когда я начинал, моя музыка в основном была мрачной, довольно тяжелой. Я через многое прошел в жизни, а музыка — это всегда отражение того, с чем сталкивается и что переживает ее создатель. Но теперь… — он повернулся к Брук и продолжал, глядя ей в глаза, — теперь все совершенно иначе. Благодаря моей прелестной жене и жизнь моя, и музыка стали бесконечно лучше. Брук — не только моя муза, она мой стимул, моя поддержка, мое… все.

Несмотря на случившееся в отеле, несмотря на потерю работы и новость о гнусных фотографиях, несмотря на голос интуиции, что все это игра на публику, Брук ощутила прилив горячей любви к мужу. В эту самую минуту, под прицелом камер, в непривычной одежде, когда их цитировали, фотографировали, чествовали, Брук почувствовала себя как в день знакомства с Джулианом.

Сикрест издал протяжное «ва-а-а-у», поблагодарил обоих за беседу, пожелал Джулиану удачи и повернулся к следующей гостье — Шакире, как показалось Брук. Джулиан наклонился к жене и сказал: