Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я его ненавижу, – произнес Килиан. – Нет, пожалуй, я ему завидую. Француз, разумеется?
– Ну конечно. Они же самые лучшие любовники.
– Как его зовут? Я велю выследить его и пристрелить.
Лизетта нервно засмеялась.
– Тогда мне придется оберегать его имя до моего смертного часа.
– Вы потому и вернулись на юг?
Девушка недоуменно посмотрела на собеседника.
– Ну, вы же говорили, что приехали в Париж с юга после долгого отпуска.
– Нет, я вовсе не пыталась отыскать свое давнее романтическое увлечение. Столько времени прошло!
– Наверняка поэтому вас так манил Прованс?
Если эта мысль заставляет его ревновать, пусть так и считает.
– Наверное, вы правы. – Пора сменить тему. Она аккуратно положила на тарелку нож с вилкой. – Я не привыкла к таким роскошным блюдам, Маркус.
Маркус. Имя легко соскользнуло у нее с языка.
– Сказать правду, я тоже. – Он рассказал ей, как скромно питается в обычные дни.
– Это достойно восхищения.
– Я делаю это не для того, чтобы мной восхищались, а из уважения и солидарности со всеми людьми, обделенными войной, не только немцами. Взгляните… – Он обвел рукой роскошное убранство зала. – За время нашего ужина на фронте погибли сотни русских и немецких бойцов.
– Как грустно.
– Простите. Сегодня же ваш день рождения.
– Не за что извиняться. Мне следует почаще напоминать об этом. Всем нам. Так легче переносить муки голода, легче терпеть холод. Мы живы – и именно потому и ощущаем их. А сколько юношей уже ничего не чувствует!
Килиан, подперев подбородок ладонью, пристально посмотрел на девушку.
– Кем вы себя ощущаете – француженкой или немкой?
– Ни той ни другой. Я – космополит. Если бы к власти пришли женщины, мы бы сейчас не воевали.
– Возможно, вы правы.
Она печально улыбнулась.
– А вы? Вы хороший нацист?
Вопрос застал Килиана врасплох. Лицо его затуманилось. Беспомощно оглядевшись, он уставился на скатерть, смахнул с нее крошку хлеба.
– Давайте не будем говорить о политике.
Лизетта сглотнула. Сегодняшний вечер, платье, духи, внимание полковника, флирт… Все это должно к чему-то привести.
– Почему же? – спросила она. – Я вовсе не из тех девушек, которых требуется опекать и защищать. Германия увязла в опустошительной бесконечной войне, а я сижу здесь, с вами, в умопомрачительном наряде, мы наслаждаемся вкусной едой, настоящим кофе, кальвадосом шестилетней выдержки… – Голос девушки дрогнул от обуревающих ее чувств. – Вам не кажется, что это…
– Что? – нахмурился Килиан.
– Неприлично, – извиняющимся тоном договорила Лизетта.
– Простите, – сухо промолвил полковник, задетый ее словами.
Девушка инстинктивно дотронулась до его руки – большой, крепкой и теплой, с аккуратно подстриженными ногтями. Прикосновение вышло нежным и робким. Килиан ответил ей осторожным пожатием. Внезапно между ними возникли прочные, глубоко интимные узы.
– Нет, это я неудачно выразилась. – Другие посетители начали обращать внимание на то, как соприкасаются их руки, и девушка осторожно отстранилась. – Наверное, я просто пыталась сказать, что не хочу никакого притворства.
Килиан не обиделся. Глаза их снова встретились – и Лизетта поняла: она больше не может себя обманывать. Она вовсе не хладнокровный профессионал, играющий свою роль в пьесе. Нет, никаким актерским мастерством не заставишь так пылать щеки, не остановишь бешеное биение сердца, не вызовешь это редкостное, восхитительное ощущение – как будто щекотка по всему телу. Маркус Килиан. Немец. Полковник вермахта. Ее враг. Умопомрачительно привлекательный мужчина. Вдобавок в нем чувствовалась врожденная порядочность. Все в полковнике затрагивало сердце девушки – от тембра голоса до его неизменной спутницы, скорби.
– Притворяться? – повторил он.
Настал момент нанести удар… завоевать его. Никаких больше хождений вокруг да около. Она пойдет прямо к цели.
– Не будем притворяться, что между нами ничего не происходит. Я молода, но не глупа. Мы оба знаем, в чем дело.
Ее слова застали полковника врасплох. Он сжал губы, в глазах полыхнуло изумление. Он устремил на нее взгляд, истолковать который Лизетта оказалась не в силах. Она затаила дыхание. Неужели она и вправду это сказала? Ох, она поставила себя в весьма рискованное положение!
– В чем же дело, Лизетта? – спросил он.
У нее не было времени хорошенько раздразнить его. Над столиком повисла напряженная тишина. Килиан с Лизеттой пристально смотрели друг на друга. Девушка растерялась, не зная, что сказать.
– Полковник Килиан, простите, что прерываю.
Напряжение исчезло. Оба заморгали, перевели дыхание.
– Да?
Килиан отвел глаза, повернулся к нависшему над столиком метрдотелю.
– Прошу прощения, – произнес тот на безупречном немецком. – Ваш водитель прибыл. Вы велели ему вернуться в девять.
– Велел. Передайте ему, пусть подождет, – отрывисто произнес Килиан, с трудом сдерживаясь, чтобы не рявкнуть.
– Да, полковник.
– Merci, – поблагодарила Лизетта. Ее учили вести себя со всеми любезно и дружески. Никогда не знаешь, чья помощь тебе пригодится. Вдобавок никогда не вредно лишний раз продемонстрировать хорошие манеры. – Великолепный ужин. Кролик – точь-в-точь как готовила моя бабушка, – соврала она.
Метрдотель поклонился.
– Благодарю, mademoiselle. Я передам ваш отзыв поварам.
Под учтивой улыбкой девушка разглядела, что он и вправду польщен. Взгляд Килиана смягчился.
– Вы так легко переходите с одного языка на другой – просто завораживает. Это еще одна причина, почему вы мне нужны, Лизетта. Вы говорите в нужное время на нужном языке.
– Еще одна причина? А первая?
– Об этом вам придется догадаться самостоятельно. Так вот, я хочу, чтобы вы всерьез задумались о работе со мной.
– Вы же меня едва знаете.
– Я знаю, что могу вам доверять.
Она сглотнула.
– А другим?
Он грустно улыбнулся.
– Я же говорил вам, что не числюсь в фаворитах у Берлина.
– Но вы – верный сын Германии.
– В том-то и беда. – Он понизил голос. – Я и в самом деле верный сын Германии, но отнюдь не верный член нацистской партии.
– А разве это не одно и то же? – с напускной наивностью поинтересовалась Лизетта.
Килиан сдавленно рассмеялся и покачал головой.