Кошкодур не казался убежденным.

— После первой такой схватки остальные невольники разделят судьбу этих, из Помве.

— Согласен. Потому я должен знать, что планирует этот сукин сын, прежде чем какая-то глупость заставит его отослать половину здешних рабов на смерть.

Лея взмахнула руками.

— А может, нам не прикидывать вслепую, а просто послушать? В конце концов, для чего-то же я отбивала себе задницу в последние дни.

— Ага. — Йанне уже снова стал нормального цвета. — Тут немало птиц, кха-дар. Их полно. Можно немало увидеть.

Ласкольник легонько улыбнулся.

— Я уже думал, что придется вам напомнить. Вы устали, потому лягте, отдохните.

Кайлеан призвала Бердефа.

— Я тоже устала и могу подремать?

— Нет.

— Нет?

— Кор’бен Ольхевар, дочка, — напомнил он. — Ты наверняка давно не разговаривала на ав’анахо. Я слышал, что у него мастерская как раз в этом лагере. А тебе пригодится немного подышать свежим воздухом, а потому при случае ты можешь поговорить с ним о старых временах…

Она отсалютовала кулаком к груди.

— Слушаюсь, генерал!

Он лишь слегка скривился и махнул рукой. Ступай, ступай уж.

* * *

Лагерь все еще пульсировал движением, но оно теперь было экономным, сонным. Приближалась ночь, хотя солнце еще не опустилось к горизонту, чтобы улечься спать. Солдаты армии рабов, закончив тренировки, откладывали оружие в сторону, мылись. Было нечто странное, почти гипнотическое в спокойствии, которое их окружало. Никаких лишних движений, никакой похвальбы и перешучивания, у кого больший… меч. Они излучали решительность и целенаправленность. Кайлеан впервые подумала, что Ласкольник мог ошибаться, мог недооценивать их, потому что это была армия — может, и не вышколенная, как имперские полки, но наверняка дисциплинированная и ярая. Не случайно они выигрывали схватки и битвы.

Большинство солдат занимались теперь подготовкой к ужину. Совместно. Одни резали мясо, другие очищали какие-то корнеплоды, часть — носила воду. Не в этом ли состоял успех меекханской военной машины? В выстраивании единства на уровне базового подразделения — десятки? Ходят, спят, едят и сражаются как одна семья. Как… чаардан. Ее удивило это сравнение, потому что до этого времени она не думала так о пехоте.

Разожгли костры, и над палатками начали подниматься седые дымки.

Кайлеан направлялась в сторону, где кроме дыма в небо поднимались клубы пара. Шорную мастерскую фургонщиков было легко локализовать в любом уголке мира.

Вокруг обычного шатра над несколькими кострами в больших котлах кипела вода. В трех над паром были положены куски дерева, дощечки и жерди. Неподалеку Кор’бен Ольхевар прилаживал ряд мокрых планок к странной деревянной конструкции, выгибал, придавливал камнями.

— Что это будет?

Если он и удивился, услышав анахо от светловолосой, зеленоглазой девушки, то прекрасно скрыл это.

— Пытаюсь, уф-ф… — Он глухо засопел, сражаясь с сопротивляющимся куском дерева. — Пытаюсь выгнуть его так, чтобы после склеивания вышел щит. А эта ерунда тверда, словно железо. Помоги…

Она подхватила, планки все еще были горячи и влажны, но совместно они преодолели упрямство дерева. Кор’бен стабилизировал всю конструкцию несколькими клиньями.

— Ага. Хорошо. — Он вытер со лба пот и улыбнулся девушке. — Местные называют это дерево железняком, потому что оно твердо, как сталь. И из-за этого — сопротивляется, как последняя пакость. Откуда ты знаешь анахо?

— Я росла в семье верданно. Жила с ними несколько лет, прежде чем меня принесло к Ласкольнику.

— У кого?

— А Анд’эверса Калевенха.

Он прищурился. Его руки затанцевали в ритме произносимых слов, а Кайлеан широко улыбнулась. Давно не видела такого красивого, торжественного и слегка напыщенного ав’анахо.

— У того, который благословенный Матерью Лошадей, повел нас/наши сердца за справедливостью и местью? У победителя трижды проклятого Йавенира? Ока Змеи, предводителя десяти тысяч боевых фургонов? Ты приемная дочь героя?

Ав’анахо состоял из слов и жестов, потому, стой кто за ее спиной, прочел бы лишь часть его обращения. Это был язык саг, песен о героях и эпосов. Именно этот язык толкнул молодежь верданно, а за ними и остальное племя в безумный поход на поиски отчизны.

Она ответила точно так же:

— Это ведь не было испытание моей честности, воин? Полагаешь, я бы пришла к тебе со столь безумной, легкой в разоблачении ложью? Да, верданно воспитали меня/делили со мной пищу, воду и сердца, но я не стала их дочерью. Я люблю жажду, вожделею ветер в волосах и топот копыт под собой. Я была для них племянницей по крови, поскольку мы узнали друг друга в сражении/бою не на жизнь, а на смерть. Я была для их детей как сводная кузина. И если ты хочешь спросить/успокоить жгущее душу любопытство, я была на поле битвы славы, победы у брода на Лассе. Я видела атаку спасенных любимых, вернувшихся детей, поражение/разгром Наездников Бури помета Хромца Йавенира. Но это длинный рассказ, а я устала/измождена и слаба.

Он заморгал и опустил руку в обезоруживающем жесте. Некоторое время смотрел на нее, словно желал силой вырвать из нее рассказ, а глаза его блестели опасной влагой.

— Я слышал… — прошептал он наконец. — Все тут слышали историю об атаке Спасенных на полки Йавенира. На сотню тысяч закованных в броню всадников.

Кайлеан отвела взгляд, вдруг обнаружив вокруг себя, у котлов с кипятком множество интересных вещей. Они не были хорошо знакомы, и лучше бы ему не чувствовать себя униженным из-за того, что она заметила его слезы.

— Самое большее пятнадцать, может — шестнадцать тысяч, — проворчала она. — Большая часть се-кохландийской армии была уже прорежена атаками на Мертвый Цветок.

Он вздохнул глухо.

— Мертвый… они поставили Мертвый Цветок? А колесницы? Сколько у них осталось колесниц?

Ну да, фелано.

— А эти дощечки не слишком долго мокнут? — указала Кайлеан на ближайший котел. — Работа не станет ждать вечно. Я помогу тебе и расскажу, что видела, хорошо? А ты объяснишь мне, как собираешься сделать из этого щит.

Следующие полчаса они трудолюбиво работали с жестким, твердым деревом. Щит, а скорее, нечто, что при здешних условиях сошло бы за щит, должен был состоять из восьми горизонтальных и пяти вертикальных планок, выгнутых и склеенных вместе так, чтобы создавать выпуклый щит высотой в пять и шириной в три фута. Кахель-сав-Кирху, пояснил Кор’бен в перерывах между руганью в сторону упрямого дерева и попыткой его победить, хотел иметь в каждом полку две роты таких щитоносцев, поскольку во время битвы под Помве квадрат пикинеров понес серьезные потери от стрел конницы. А кузнец пообещал, что придумает, как быстро изготовить как минимум тысячу больших щитов.