Затем мы перешли к моему гардеробу. Это большой шкаф-кладовая, и первое, что мы увидели, открыв его, была большая виолончель в чехле. Она занимала очень много места. Это была та самая виолончель, которую подарил мне Франсуа много лет назад во Франции. Инесса спросила, хочу ли я ее сохранить.

Неожиданно для себя я расплакалась.

Подруга мягко поинтересовалась, что не так.

Я сказала, что чувствовала себя ужасно виноватой еще когда принимала виолончель в подарок: ведь я не умела на ней играть. Я не заслуживала такого роскошного подарка и недостойна его. Мое чувство вины подкреплялось воспоминаниями о том, как ужасно я порвала с Франсуа много лет назад, по телефону. Я таскала за собой по жизни эту виолончель, не позволявшую забыть о моей вине, не имея времени играть на ней и не решаясь от нее избавиться.

Не откладывая дела в долгий ящик, я решила, что хочу отдать инструмент тому, кому он был бы полезен. Фрейлехман горячо одобрила мою мысль и прочитала все необходимые мантры и благословения. Я бы сказала, что сеанс фэншуй прошел успешно.

Я распрощалась со всеми вещицами, которые мы с Инессой отложили, и еще с некоторыми, которые я отобрала позже самостоятельно, нашла им других хозяев, дала новый дом. Квартира от этого стала казаться светлее и просторнее, наполнилась новой энергией. Я была счастлива.

Одновременно я узнала, что дочь одной из моих коллег ищет новую виолончель, и я с готовностью предложила ей пользоваться моей. Мне очень нравилось, что инструмент не будет стоять без дела. Эти люди попросили музыкального преподавателя дочери оценить виолончель, и вот тут-то выяснилось, что ее корпус сильно треснул, причем в очень неудачном месте. Ей нельзя было пользоваться.

Затем один из студентов магистратуры, виолончелист-любитель, рассказал мне о молодежном оркестре, которому нужны были инструменты. Мне показалось, что это прекрасное место для моей виолончели. Сломанный инструмент там не принимали, но если бы я привела его в порядок, они с удовольствием взяли бы его. Магистрант даже дал мне координаты своего мастера по ремонту виолончелей.

У меня было все необходимое для осуществления доброго дела.

Но я сделала нечто совсем на меня не похожее.

Я не сделала ничего.

Как ни старалась, я не могла найти время позвонить мастеру. Прошло несколько месяцев, прежде чем я поняла, в чем дело: я просто не хотела расставаться со своей драгоценной виолончелью – даже ради детей, которым нужны были инструменты.

Так что виолончель осталась в шкафу.

А потом я со своей подругой Джиной поехала на уик-энд в экзотический Норт-Форк на Лонг-Айленде. Джина слышала, что там устраивают хорошие дегустации вин, а нам обеим было полезно отдохнуть от города. Мы разболтались, и выяснилось, что у подруги большие планы на лето: она собиралась в чудесный отель – где бы вы думали? – в Бордо, во Франции! Это было поместье, где относительно недорого предлагали, полный пансион и свободный доступ в большой парк. Я упомянула о своем давнишнем приятеле из Бордо, с которым я за все эти годы ни разу не разговаривала.

На это Джина заявила, что мне стоит поехать в Бордо, пожить там и отыскать Франсуа. Я промолчала, потому что весь этот разговор заставил меня осознать кое-что очень важное: я поняла, что действительно хочу еще раз поговорить с Франсуа. Но не в туристической поездке. Мне надо было позвонить ему и поблагодарить наконец как следует – не только за виолончель, но за весь тот год во Франции. Я настроилась так и сделать.

Вернувшись с Лонг-Айленда, я набрала в поисковике запрос «настройщики пианино в Бордо» – и ничего не нашла о Франсуа. Но стоило мне взглянуть на картинки, которые выдал поисковик, и тут же обнаружилась его фотография за настройкой инструмента. Мужчина на фото выглядел немного старше Франсуа, но это, несомненно, был он. Оказалось, что он работает в звукозаписывающей студии, и уже на следующее утро в 5:00 я позвонила туда.

После третьего звонка трубку взял мужчина, и я на своем спотыкающемся французском спросила, могу ли я поговорить с Франсуа.

Мужчина ответил:

– Нет.

– О, разве он тут не работает?

– Только когда мне нужен настройщик.

Ага! Он все-таки знал Франсуа!

Я объяснила, что я – старый друг Франсуа из Соединенных Штатов, хочу с ним связаться. Нельзя ли мне дать его телефонный номер?

Мужчина сказал, что записная книжка с номером лежит в студии, а сам он сейчас дома, и попросил перезвонить через полчаса.

Я поблагодарила и вернулась в постель подремать еще немного.

Примерно через три четверти часа я позвонила еще раз, но никто не ответил.

Это стало настоящим ударом для меня, потому что я уже настроилась на успех и ждала, что вот-вот смогу поговорить с Франсуа. Но я решила набраться терпения, приготовила себе легкий завтрак и еще примерно через полчаса повторила звонок.

Моя настойчивость была вознаграждена: на этот раз тот же мужчина ответил мне и сообщил желанный номер. Он был очень добр и повторил каждую цифру по крайней мере четырежды, пока не убедился, что я все правильно услышала. Поблагодарив его, я повесила трубку.

Теперь главное было не задумываться о том, что я не общалась с Франсуа двадцать восемь лет, и не увильнуть от разговора. Поэтому я сразу же набрала его номер.

На том конце взяли трубку после второго гудка.

Я спросила:

– C’est Franşois? – Это Франсуа?

Он ответил:

– Oui c’est moi. – Да, это я.

Я сказала (по-французски):

– О! Это твой старый друг из Соединенных Штатов, Венди Сузуки.

– Привет!

– Ты, кажется, не очень удивлен моим звонком!

Он ответил, что хозяин звукозаписывающей студии предупредил его, что позвонит какая-то американка. А я – единственная американка, с которой он когда-либо был знаком.

Мы оба посмеялись и некоторое время с удовольствием вспоминали прошлое. Оказалось, что Франсуа женат, у него две дочери. Я тоже коротко рассказала о своей семье и жизни.

Он спросил о виолончели. Я радостно (и с облегчением) ответила, что с ней все в порядке.

Тут я наконец решила сообщить ему о настоящей цели своего звонка. Собравшись с духом и пытаясь проглотить огромный комок в горле, я сказала, что как раз из-за виолончели поняла недавно: ведь я так и не поблагодарила его за важный жизненный опыт. Год, проведенный с Франсуа, сыграл особую роль в моей жизни, и я позвонила специально, чтобы сказать наконец: «Спасибо».

Какое-то время он молчал.

А потом тихо произнес:

– Merci, Wendy.

Он признался, что очень тяжело переживал наш разрыв и что тот год, проведенный вместе, для него тоже много значил. Франсуа был рад вновь услышать мой голос. Мы договорились держать связь по электронной почте, пожелали друг другу всего наилучшего и повесили трубки.