— Вы с ней переписываетесь?

— Нет.

— Но ведь она, сколько мне известно, была вашей подругой?

— Она была ее подругой.

— Значит, канадского адреса Мэгги у вас нет.

— Спросите Руфь и Чарльза Эверетт. Мэгги жила в их доме, и они дружили.

— Спасибо, — поблагодарила Энни. — Спрошу.

— А я ведь так и не вернулась в школу, — неожиданно переменила тему Клэр.

— Почему?

— После… ну, после смерти Ким я не смела там показаться. А могла бы сдать экзамены, поступить в университет, но… ничему не суждено было сбыться.

— Ну а теперь?

— Теперь… У меня есть работа. Мы с матерью живем не хуже других, верно, ма?

Миссис Тос улыбнулась.

Энни поднялась: спрашивать больше не о чем, оставаться в этой комнате невыносимо тяжело.

— Прошу вас, — поспешно потянувшись за сумкой, обратилась Энни к Клэр, — если вы вдруг вспомните что-то полезное… — Не договорив, она протянула визитку.

— Что значит — «полезное»?

— Полезное для расследования убийства Люси Пэйн. Я веду это дело.

Брови Клэр сошлись на переносице; разорвав визитку на мелкие клочки, она швырнула обрывки на пол, скрестила руки на груди и злобно прошипела:

— Не дождетесь!

Кафе на открытом воздухе под окнами кабинета Малкома Остина показалось Бэнксу самым подходящим местом для повторной беседы со Стюартом Кинси. Бэнкс и Уинсом устроились на непрочных складных стульях за шатким столиком под раскидистым, пока еще безлистным платаном. Было прохладно, и Бэнкс порадовался, что надел кожаную куртку. Время от времени с моря долетали порывы свежего ветра. Ветви платана скрипели и раскачивались; на поверхности кофе в чашках дрожала мелкая рябь.

— Что на этот раз? — поинтересовался Кинси. Полицейские вызвали его для беседы из факультетской библиотеки, где он корпел над очередным эссе. — Я ведь уже сообщил вам все, что знаю.

— Но сообщили-то вы нам, признаться, не очень много, — откликнулась Уинсом.

— Больше ничем не могу помочь. Поймите, мне и так тошно сознавать, что я был совсем рядом и…

— И что бы ты сделал? — спросил Бэнкс.

— Я… не знаю…

— Да ничего бы ты не сделал, — отмахнулся Бэнкс.

Однако он покривил душой: окажись Кинси в Тейлор-ярде в то время, когда убийца напал на Хейли, юноша мог бы спугнуть преступника, и тот, скорее всего, убежал бы, оставив девушку в живых.

— Ведь ты не знал, что Хейли в опасности. Так что кончай заниматься самобичеванием.

Кинси молчал, уставившись в чашку.

— Хейли тебе по-настоящему нравилась? — вкрадчиво спросил Бэнкс.

Кинси поднял на инспектора глаза. На лице проступили красные пятна, он чуть не плакал от сдерживаемых чувств:

— Почему вы спрашиваете? Вы что, все еще верите, что это сделал я?

— Успокойся, — сказал Бэнкс, — никто так не считает. При нашей первой встрече ты говорил, что тебе нравилась Хейли, но взаимностью она тебе не отвечала.

— Да. Говорил.

— Так вот, сейчас меня интересует, что ты при этом чувствовал.

— Как по-вашему, что я мог чувствовать? Как бы вы себя чувствовали, если кто-то, о ком вы думаете день и ночь, даже не подозревал о вашем существовании?

— Ну, положим, это слишком сильно сказано, — с недоверчивой улыбкой покачал головой Бэнкс. — Вы ведь гуляли с Хейли, ты часто виделся с ней, вы ходили в кино…

— Так-то оно так, только вокруг нас вилась целая компания. Нам очень редко удавалось побыть наедине.

— Но вы же беседовали. Ты говорил, что даже осмелился однажды ее поцеловать.

Кинси бросил на Бэнкса уничтожающий взгляд, а тот подумал, что честно его заслужил: беседа и пара дружеских поцелуев не слишком высокая компенсация за постоянную и мучительную эрекцию, которую еле выдерживает молния на джинсах.

— Стюарт, ты единственный, кто мог, по нашему мнению, оказаться на месте преступления в нужное время, — обратилась к нему Уинсом, подбираясь к цели беседы. — А ведь у тебя был мотив: безответное увлечение Хейли. Мы вынуждены задать тебе некоторые вопросы.

— Средства, мотив, благоприятная возможность. Как все сходится, как вам это на руку! Ну сколько можно повторять: я этого не делал! Да, мне было больно, я страдал, но я никогда даже в мыслях не мог представить, что способен убить. Послушайте, да я же пацифист, черт возьми! Поэт, в конце концов!

— Не горячитесь, успокойтесь, — попросила Уинсом.

Он посмотрел на нее виноватым взглядом:

— Простите. Не сдержался. У меня горе, я потерял друга, а вы пытаетесь повесить на меня преступление.

— И все-таки, что произошло в ту ночь в Лабиринте? — спросил Бэнкс.

— Я ведь уже рассказывал вам.

— Давай по новой. Заказать кофе?

— Нет, спасибо, хватит.

— А вот я не отказался бы от еще одной чашечки. — Бэнкс взглянул на Уинсом, и та, закатив глаза, встала и направилась к стойке.

— Только между нами, — негромко произнес Бэнкс, склоняясь над столом, — ты позволял себе что-нибудь, кроме нескольких поцелуев, когда оказывался с нею на задних рядах в кинозале? Не стесняйся, скажи мне правду.

Кинси облизал сухие губы. Казалось, он вот-вот расплачется. Наконец он утвердительно кивнул.

— Только однажды, — с трудом выдавил он. — И от этого мне особенно больно.

— Ты спал с ней?

— Нет. Бог свидетель, нет. Мы просто, понимаете… целовались и… ну, ласкали друг друга. А после она сделала вид, будто вообще не желает меня знать.

— Да, — сочувственно покачал головой Бэнкс, — такое отношение может взбесить любого мужчину. — Увидев Уинсом с двумя чашками кофе, он торопливо закончил: — Чувствовать ее, ощущать ее близость, а потом… она вдруг ускользает от тебя навсегда. А ты мучаешь себя мыслями о том, что ею обладают другие.

— Меня это не злило. Скорее уж разочаровывало. Она ведь мне ничего не обещала, а значит, и не нарушала обещаний. Мы два раза с ней выпивали. Сначала все было, ну… просто замечательно, а потом казалось, что вообще ничего не было. Для нее. А теперь… да какая разница, как все было, ничего этого уже не будет!

Уинсом поставила перед Бэнксом чашку кофе и, держа в руке свою, опустилась на стул.

— Вернемся к той субботней ночи в Лабиринте, — предложил Бэнкс. — Возможно, ты позабыл какие-то детали. Я понимаю, как тебе сейчас трудно, но попытайся вспомнить.

— Хорошо, — согласился Кинси.

Бэнкс, глотнув горячего водянистого кофе, подул в чашку и продолжил: