Навстречу им выскочила Катерина. Подбежав, она ухватилась за другую руку Григория Арсеньевича, и дело пошло много быстрее. Однако до желанного угла они так и не добрались. Из-за плетня, словно чертики из табакерки, выскочили два фашиста. Василий выстрелил, не раздумывая. Один из немцев упал, второй начал наводить автомат. Василий надавил на курок, но выстрела не последовало — револьвер дал осечку, патрон переклинило, барабан не провернулся. «Одна очередь, и мы все трое мертвы», — пронеслось в голове Василия, и он изо всех сил метнул револьвер на манер ножа. Тот со всего маха врезался в голову фашиста, чуть пониже каски. Немец взвыл и, пальнув в небо, повалился на землю, зажимая руками окровавленное лицо.

— Тащи дальше! — проорал Василий Катерине и прыгнул к плетню, перевалился через него и тут же на мгновение замер, оказавшись лицом к лицу с еще одним фрицем, причем получилось так, что оперуполномоченный сидел на земле, откинувшись назад и опираясь на обе руки, а немец навис над ним, наводя автомат. Правая нога Василия, сама собой распрямившись, врезалась в пах фашисту. И хоть Василий был без сапог, удар получился сильным. Фашист выронил автомат, двумя руками схватился за причинное место, заорав так, что у Василия чуть барабанные перепонки не лопнули. Тем не менее, оперуполномоченный, не растерявшись, метнулся вперед, подхватил автомат фашиста и, не глядя, надавил на курок. Длинная очередь ударила в грудь немца, и тот повалился назад, а отдача опрокинула Василия на спину, но он тут же вскочил на ноги и, выстрелив несколько раз в сторону горящей бронемашины, стал пробираться вдоль плетня, собирая брошенное оружие.

Наконец он остановился и чуть приподнял голову, чтобы оценить обстановку. А бой к тому времени почти закончился. Бронемашина и грузовик, который ехал последним, догорали. Тот момент, когда загорелась вторая машина, Василий пропустил. Пара немцев, прячась за колесами уцелевшей машины, продолжала вяло отстреливаться.

Неожиданно Василий принял решение. Чуть приподнявшись и выставив вперед дуло автомата, он прокричал:

— Руки вверх! Сдавайтесь! — а потом добавил: — Хэнде хох!

Немцы что-то прокричали в ответ, но так как знание немецкого у Василия ограничивалось «Хэнде хохом» и «Гитлер капутом», он смог лишь повторить в ответ: «Сдавайтесь!».

Выстрелы прекратились, а через минуту из-за машины с поднятыми руками показались два фашиста. Отбросив автоматы в сторону, они остановились на открытом месте, всем своим видом показывая, что готовы сдаться.

— Хорошо! Капитан, вяжи их.

Словно чертик из табакерки, из высокой травы метрах в десяти от немцев выскочил Ефимов. Поводя из стороны в сторону дулом трофейного автомата, он осторожно подошел к врагам, подождал, пока его не догнал один из красноармейцев, потом, не спеша, обыскал немцев и погнал их в сторону избы. Василий и еще три бойца встретили их у плетня. Повернувшись, Василий увидел, что один из красноармейцев ничком лежит посреди двора.

— Где остальные? — спросил он у капитана, но тот только поморщился, потом, передав свой автомат одному из красноармейцев, снял с фашистов ремни и ими же крепко скрутил им руки за спиной.

Немец, тот, что пониже и помоложе, пытался что-то лепетать, только немецкого никто из присутствующих не знал. Василий глянул в сторону Катерины, которая все еще возилась с Григорием Арсеньевичем. Барон до сих пор был без сознания. Наконец, поняв, что ничем больше помочь не сможет, девушка поднялась и подошла к пленным, а потом задала какой-то вопрос на немецком. Фашист, тот, что был постарше, поздоровее, пробурчал в ответ что-то невнятное и сплюнул.

— Я спросила: «Они одни или по округе рыщут еще стервятники?» — пояснила Катерина, повернувшись к капитану и Василию. — Только они отвечать не хотят.

Капитан зло посмотрел на пленных.

— Они нам ответят, как миленькие. За все ответят…

— А этот чего бормочет? — спросил Василий, кивнув в сторону трясущегося коротышки.

— Он просит, чтобы с ним обращались, как положено с военнопленными, и тогда, когда его освободят, а нас, в свою очередь, возьмут в плен, нас не расстреляют.

— А почему это нас должны взять в плен? — удивился капитан, а потом, повернувшись, приказал одному из солдат пройтись, собрать оружие.

Что-что, а боезапас определенно следовало пополнить. Катерина же вновь обратилась на немецком, на этот раз к коротышке. Они некоторое время обменивались краткими фразами. Наконец, девушка вновь повернулась к Василию.

— Он, — Катерина кивнула на пленного, — говорит, что нам некуда деваться. Фронт отсюда километров за триста, а то и более. Скоро немцы возьмут и Москву, и Ленинград, так что нам лучше явиться с повинной в ближайшую комендатуру.

— Да хрен вам будет, а не Ленинград с Москвой! — в сердцах выдохнул капитан. Замахнувшись, он собрался было врезать одному из пленных, но в последний момент передумал.

— Так фронт, говорят, в нескольких сотнях километров… — задумчиво протянул Василий. — А мы, значит, в самом сердце оккупированных территорий. И что теперь станем делать? — повернулся он к капитану.

— Надо идти вперед. Красная Армия вот-вот выметет немцев…

Василий не стал слушать, только рукой махнул.

— А может, найти аэродром, самолет захватить и айда к нашим? — высказался один из красноармейцев.

— И кто его поведет? — поинтересовался Василий. — Среди нас, как мне кажется, летчиков нет. Да к тому же на немецком самолете нам сесть не дадут, расстреляют еще в воздухе свои же.

— И выходит…

— Выходит, что не все так просто, как хотелось бы, — вздохнул Василий. — Вот Григорий Арсеньевич в себя придет, тогда мы и этих гавриков по-настоящему допросим и решим, как нам дальше быть.

— Да что тут думать… Идти надо! — взорвался капитан.

— Куда? Там впереди немецкая армия!

— Вот мы по ним с тыла и ударим!

— Ага! Всемером!

— Но мы же… — возмутился капитан. Повернувшись, он ткнул пальцем в горящую бронемашину. — Мы же…

— Ну да, — согласился Василий, — и потеряли при этом треть личного состава. А там, на линии фронта немцев много больше… Ладно… Решим, что делать. Этих пока в сарай, — кивнул он на пленных, — а мы пойдем, перекусим, благо, накрыто уже. Только пусть еще кто-то поможет Григория Арсеньевича в дом занести, не на улице же ему лежать.

— А немцы снова не нагрянут?

Василий вновь посмотрел на горящий броневик, потом на пленных.

— Нет, не думаю, что они вот так сразу сунутся. Тут место глухое. В любом случае, пока Григорий Арсеньевич в себя не придет, мы отсюда не двинемся. А пока, — он вновь повернулся к капитану, — надо снова часового выставить. Мало ли что. Да и наших к домам отнести надобно. Вечером похороним по-человечески…

* * *

Только часовой их подвел.

Неожиданно в дверь постучали. Потом она резко распахнулась, и на пороге показался здоровенный мужик в военной плащ-палатке. В руках у него была двустволка, и нацелена она была на стол, за которым расселись красноармейцы.