С площади гужевые свернули в одну из боковых улиц. Где-то на высоте, заслоняя солнце, терялись вершины зданий.

— Спрашивайте, если есть о чем, — позволила Одина.

Вайг, вообще не выносящий, когда стоят над душой, едко заметил:

— Ты же сказала, нам нельзя задавать вопросы.

— Если я разрешаю, то это совсем другое дело.

Голос такой же жесткий, как и выражение лица. Пока раздумывали, что да и как спросить, стояла тишина.

Первой голос подала Сайрис:

— Кто построил этот город?

— Не могу сказать.

— Почему запрещено разговаривать со слугами жуков? — спросил Вайг.

— Не могу сказать.

— Где находится большой счастливый край, — спросил Найл.

— Не могу сказать.

— Просто не знаешь ответа или тебе нельзя это нам говорить? — спросил Вайг.

— Не знаю ответа.

— Так что такое «большой счастливый край»? — не унимался Найл.

— Это такая земля за морем, куда уходят с миром жить верные слуги хозяев.

— Тогда можно еще вопрос?

— Давай.

— Вчера вечером, когда я назвал хозяев «пауками», ты посоветовала мне забыть это слово, а не то, мол, быть мне в «большом счастливом крае». Что ты имела в виду?

Одина улыбнулась.

— Это название у нас в ходу, когда мы говорим о земле, куда уходят духи умерших.

Вайг попробовал уточнить:

— А слуга что, непременно должен умереть, прежде чем отправиться туда?

На лице Одины читалась растерянность.

— Вовсе нет. Они отправляются туда в награду за верную службу.

Повозка преодолела два широких проезда. Впереди улицу, похоже, перегораживала широкая стена. Когда подъехали ближе, выяснилось, что стена идет вдоль проезда. Вблизи она смотрелась внушительно: огромные блоки, каждый длиной метр с лишним, выложенные так аккуратно, что никакого раствора не требовалось для их скрепления. Поверху шел ряд железных шипов. Еще несколько сот шагов, и показались небольшие, окованные железом ворота — закрыты, по бокам двое бойцовых пауков. Когда поравнялись, из небольшой каменной будки вышла женщина в черном одеянии. Одина доложила:

— Пленники, вновь прибывшие. Женщину я сопровождаю в квартал.

Служительница оглядела прибывших с плохо скрытой неприязнью.

— А мужчины с ней зачем?

— Это ее сыновья. Им разрешено навестить своих сестер в детской.

Пожав плечами, служительница большим железным ключом отперла ворота, посторонилась, пропуская повозку. Братья потупились под ее насмешливо-презрительным взором.

— Почему она такая суровая? — спросил Найл у Одины (он хотел сказать «не в духе», но как-то постеснялся).

— Мужчинам запрещается наведываться в эту часть города. Попадается кто без разрешения — сразу смерть.

Место смотрелось на редкость глухим и безлюдным. Ни колонн рабов, ни бойцовых пауков, ни дожидающихся пассажиров гужевиков. Даже протянутые через улицу тенета казались пыльными и слабыми, словно о них давно уже забыли. Стекла большей частью выбиты, через оконные проемы виднеются пустые комнаты, стены во многих из них уже разъезжаются, не выдерживая натиска потолка.

Длинное узкое русло одной из улиц неожиданно вывело на большую площадь. В центре ее возвышалась колонна, вокруг газоны, цветочные клумбы. После монотонности блеклых зданий цвета будоражили своей яркостью.

— Вот здесь живут женщины, — указала Одина.

Вокруг площади стояли превосходно сохранившиеся здания. Бликуя, отражалось в оконных стеклах солнце. Почти перед каждым домом стояла внушительного вида колонна. На одном краю площади группа женщин выполняла какие-то команды, которые зычно выкликала служительница в черном. Другие, одетые в одинаковые белые туники, стоя на коленях, работали на клумбах или катили перед собой изящные тележки. Одина указала на здание с розовым фронтоном.

— Вот приют для вновь прибывших пленниц. — Похлопала по плечу одного из гужевиков. — Останови здесь.

Братьям она назидательно сказала:

— Мужчинам под страхом смерти не разрешается приближаться сюда больше чем на сотню шагов.

Повозка остановилась посреди площади. Женщины выбрались. Найл смотрел, как они, пройдя через площадь, заходят в розовое здание.

Гужевики замерли, не выпуская при этом оглобель из рук. Братья мялись на солнцепеке. Нет, что ни говори, а клумбы радуют глаз. Найл никогда еще не видел вблизи такого разнообразия цветов: красные, лиловые, синие и желтые, все в обрамлении баюкающей взор зелени лужаек. Были еще кусты, в основном в мелких красных цветочках или величавых пурпурных соцветиях.

Вскоре до братьев дошло, что их присутствие здесь воспринимается с любопытством. Многие женщины, бросив работу, беззастенчиво их разглядывали. Вот одна — высокая, светловолосая, отложив миниатюрный серпик, которым подравнивала травку на клумбе, направилась в сторону их повозки. Найл сделал улыбку поприветливей, но его потуги остались без ответа. Женщина с интересом рассматривала Вайга. Вот, потянувшись, пощупала ему пальцами бицепс. Вайг покраснел. Женщина вызывающе улыбнулась, затем, привстав на цыпочки, провела пальцем по щеке.

Тут Найл, спохватившись, обратил внимание, что ему призывно машет рукой стоящая возле клумбы девушка. Поймав его взгляд, она повелительно махнула ему рукой.

— Раб! — позвала она.

Найл, вопрошающе подняв брови, ткнул себя пальцем; девушка нетерпеливо кивнула и опять махнула рукой: дескать, давай-ка сюда! Найл, не зная, к кому обратиться за советом, растерянно глянул на гужевиков, но те застыли истуканами, не мигая уставились перед собой. В конце концов, видя, что девушка теряет терпение, Найл слез с повозки и пошел к ней. Это была миловидная темноволосая особа со вздернутым носиком, чем-то напоминающая Мерлью.

— Как тебя кличут? — осведомилась она.

— Найл.

— Иди за мной, Найл.

Девушка повернулась и пошла. Найл, теряясь от любопытства, направился следом к стоящей на середине лужайки большой каменной вазе, окруженной высокими — в человеческий рост — кустами. Когда углубились, девушка развернулась лицом к Найлу и потребовала:

— Ну-ка, целуй меня.

Найл вытаращил глаза. Он ожидал чего угодно, только не этого. В конце концов девушке надоела его нерешительность; притянув Найла к себе, она обвила ему руками шею. Спустя несколько секунд она тесно прижалась к нему всем телом, прикосновения губ были влажны и настойчивы. Вслед за первоначальным изумлением Найл почувствовал в этом занятии острый вкус и самозабвенно предался удовольствию.

Через какое-то время девушка сладостно вздохнула и, чуть отстранившись, близко посмотрела на Найла.