— Да ты сиди, — махнул Буббиков рукой. — В нашей группе еще будет старший лейтенант Коломиец. Встречаемся в полвосьмого утра в фойе управления.

Бушманов внутренне усмехнулся. Ну еще бы! Как же без Коломийца. Старшего лейтенанта он недолюбливал. Тот был откровенно туп, вроде Журбина, и сержантское звание, по мнению капитана, было его потолком. Но вот, поди ж ты, дослужился до старшего лейтенанта. В основном благодаря практически собачьей преданности майору.

— Вопросы есть?

— Никак нет. Разрешите идти?

— Ну иди…

Бушманов спустился в свой кабинет. Бомбежка уже прекратилась, поэтому он потушил свет, подошел к окну, раздвинул светомаскировочные шторы и, достав из пачки папиросу, прикурил. Затянувшись, он некоторое время смотрел на языки пламени, выбивавшиеся из-за крыш с той стороны, где была расположена железнодорожная станции. Опять фрицы разбомбили что-то важное. И почему это у них все получается? Ведь станцию прикрывает целая батарея — четыре зенитных орудия! А, насколько он знал, за все время налетов они пока не сбили ни одного самолета. И куда смотрит их особый отдел?

Докурив, Бушманов выкинул бычок наружу, закрыл окно и тщательно запахнул светомаскировочные шторы. После чего подошел к телефону и снял трубку:

— Ющенко ко мне…

Спустя пять минут в приоткрывшуюся дверь просунулась побитая оспинами морда.

— Вызывали, товарищ капитан?

— Да, зайди.

— А я вот вам, товарищ капитан, с пищеблока борща… — скороговоркой начал Ющенко, протискиваясь в дверь с котелком, накрытым ломтем черного хлеба.

— Некогда… — оборвал его Бушманов. — Давай-ка подследственного обратно в допросную.

— Так, товарищ капитан, он же еще, наверное, и не очухался? — разочарованно протянул Ющенко, который скорее всего уже нажрался на пищеблоке борща и сейчас собирался придавить храпака часов на пять-шесть. — Ему Журбин так приложил…

— Ну так облейте его пятком ведер! — раздраженно бросил капитан. — Мне что, вас учить надо? И в допросную. Некогда мне с ним рассусоливать. Завтра с товарищем майором убываем на фронт. В командировку. Так что к утру надо закончить.

— Так точно, товарищ капитан, — услужливо вытянулся Ющенко. — То ж мы зараз…

Спустя пятнадцать минут капитан Бушманов сидел на краю стола, глядя в совершенно заплывшие глаза подследственного и размышляя над тем, как все-таки додавить этого упрямца.

— Ну что, — негромко начал он, — будем подписывать протокол?

Подследственный разлепил губы, сейчас больше всего напоминающие две огромные багровые сардельки, и, втянув носом кровавую юшку, прохрипел:

— Хрена! Немцу не сдался и тебе, сука, не сдамся…

Бушманов неодобрительно покачал головой и, поднявшись, расстегнул и снял ремень, после чего принялся расстегивать обшлага рукавов. Журбину здесь доверять никак было нельзя. Опять вырубит. А ему до утра, кровь из носу, нужно было закончить расследование. Кровь из носу! Ну не может же он уехать на фронт, оставив недоделанным дело, которое находится на особом контроле у руководства. Значит, если родина требует — будем работать всю ночь…

* * *

До штаба 13-й армии добрались уже ближе к полуночи. Дважды «эмку», на которой они ехали, обстреливали одинокие «мессеры»-охотники, но оба раза ефрейтору Коптюху удавалось как-то вывернуться. Первый раз они, пока «мессер» закладывал вираж, успели съехать с дороги и укрыться в перелеске, а второй раз нагнали колонну грузовиков, и Коптюх втиснул «эмку» между двумя машинами, выпав из поля зрения пилота. Немец все равно порезвился, постреляв по колонне и запалив несколько грузовиков, но их бог миловал…

В штабе армии они встретили рабочую суету, которая, однако, как-то обтекла их стороной. Начальник особого отдела армии был извещен об их приезде, но в пять часов поступило сообщение, что группа диверсантов, переодетых в форму Красной армии, попыталась совершить налет на штаб 20-го мехкорпуса, была отбита ротой охраны и отошла в лесной массив. Поэтому особист срочно убыл в штаб мехкорпуса. Все это майору Буббикову доложил дежурный по особому отделу лейтенант, испуганно пялясь на него узкими киргизскими глазенками. Майор нахмурился. Когда было надо, он, несмотря на свой не слишком высокий рост и столь же малопредставительную внешность, мог выглядеть очень солидно. Что товарищ Мехлис, право слово… Людей просто в дрожь бросало от взгляда его водянистых глаз.

— Ну-ну, — майор повернулся к Бушманову. — Видите, товарищ капитан, насколько своевременная директива поступила от руководства. Сам начальник особого отдела, бросив порученный ему участок работы, едет лично разбираться с рядовой немецкой диверсионной группой. У него что, товарищ лейтенант, — возвысил он голос, разворачиваясь к дежурному, — подчиненных нет?

— Никак нет, товарищ майор государственной безопасности… то есть так точно, есть.

— Ладно, где этот ваш штаб? Показывайте.

— Так точно, товарищ майор… — Лейтенант послушно выпрыгнул из-за стола и замер, переминаясь с ноги на ногу. — Только это…

— Ну что еще? — недовольно спросил Буббиков.

— А кто в особом отделе останется?

— То есть как кто? Вас что здесь, только двое?

— Так точно. Ташмин и Зангелидзе погибли. Ташмин еще в июне, а Зангелидзе на прошлой неделе. Мы же докладывали…

— Как погибли? Вы что тут, в атаку ходите? — недовольно воззрился на него майор.

— Никак нет, — виновато развел руками лейтенант. — В засаду попали. Когда от Минска отходили…

Буббиков зло скривился.

— А не надо было Минск сдавать! Тоже мне вояки… — Он пожевал губами, потом кивнул. — Ладно. Найдите кого-нибудь, кто мог бы показать нам дорогу и… Коломиец!

— Я, товарищ майор.

— Останешься здесь. Окажешь товарищу лейтенанту практическую помощь…

Но сразу в штаб 20-го мехкорпуса они все-таки отправиться не рискнули. Была уже ночь, дороги разбиты бомбами, к тому же где-то неподалеку от штаба рыскала немецкая диверсионная группа. Так что майор Буббиков принял решение заночевать здесь, а уж с утра…

Ночь прошла относительно спокойно, и Бушманову удалось выспаться и за вчерашний день. А где-то около девяти утра, когда они уже позавтракали тем, что организовал лейтенант, и майор Буббиков сходил, как он выразился, «пообщался» с командармом, в небе появились «юнкерсы».

Бушманов спрыгнул в окопчик, в котором уже находился какой-то солдатик. Он нервно косился на небо и бормотал:

— Как по расписанию. Вот суки! Кажин день в девять утра прилетают.

Бушманов презрительно скривил губы.

— Не поднимайте панику, солдат, вы что, бомбежки ни…

И в этот момент жахнуло! Бушманов и сам не заметил, как оказался на дне окопчика в позе эмбриона, с зажатыми ладонями ушами. Как выяснилось, между тем, когда бомбят станцию, расположенную почти в километре от тебя, и тем, когда бомбы сыплются прямо тебе на макушку, есть большая разница. Тем более что на станцию немцы валили по большей части «зажигалки», а здесь…