Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До странности знакомое чувство поразило ее, чуть не сбив с ног.
Сила луны поглотила ее и перекинулась на окрестные кусты, как лесной пожар…
Как огонь, исходивший от солнца. Так похоже! Только лунный свет холодил и исцелял, а свет солнца – который она от горя и отчаяния притянула к себе в день смерти Леды – жег и разрушал.
Как могла я не подумать об этом? Это же я устроила в лесу пожар! Я!
Именно тогда Мари впервые задумалась не о том, кто она, а о том, какие силы ей подвластны.
За ее спиной раздался изумленный возглас Зоры, и Мари открыла глаза, стараясь не потерять нарисованный образ. Ежевичник вокруг нее вспыхнул серебряными искрами. На кончике каждого шипа мерцал огонек наподобие светляка, и шипы росли, наливались силой, жизнью.
– Точно так же получалось у мамы, – прошептала Мари, – пусть до мамы мне далеко.
В тот же миг все кончилось, видение пропало, и ежевичник, хранитель их покоя, вновь погрузился в напряженную тьму.
Мари вгляделась в лик Богини, как всегда, безмятежный. Она напряженно вслушивалась, вся открылась навстречу божеству.
Ничего. Она ничего не почувствовала. Ни намека на присутствие Богини. В смятении Мари подозвала Ригеля, и пока Зора высаживала папоротник, грелась в лучах беззаветной любви своего спутника.
Верный Глаз был Богом. Народ, конечно, звал его Заступником – во всяком случае, часть Народа. Другая часть по привычке уважительно именовала Жнецом. Были и такие, кто старался не замечать его, предпочитая разносить сплетни и сеять раздор. Верный Глаз понимал: ими движут смятение и гнев. Они привыкли почитать мертвое божество и слушать ложь себялюбивых старух, которые звали себя «голосом Богини». И он знал, что нужно сделать, чтобы он и те, кого стоит спасать, познали новую жизнь.
Перво-наперво предстояло очистить Храм.
Храм Жницы находился в центре разрушенного Города. Необычное здание, какое и нужно, чтобы поселить богиню. Все строения вокруг осыпались под грузом лет, но храм, прямой и высокий, выстоял. В темных окнах кое-где даже остались стекла. Больше ни одно здание в городе не было так облицовано. Гладкая зеленая черепичная крыша, а под ней длинные вертикальные полосы рыжего металла, перемежаемые битым стеклом и сливочного цвета камнем, из которого выложены стены.
Статуя той, кого Народ звал Богиней-Жницей, располагалась над козырьком парадного входа в Храм, охраняя его и весь Город всем своим пятидесятиметровым величием. Верный Глаз пристально смотрел на статую, задумчиво поглаживая клеймо-трезубец на плече. Встретившись взглядом с холодным, спокойным взором Богини, он с удивлением ощутил, что какая-то часть его по-прежнему хочет, чтобы она с ним заговорила – пусть даже для того, чтобы покарать за самозванство.
Но она не сделала этого. Не была она божеством. Всего-навсего статуя, величественная, но пустая.
Да, Верный Глаз знал, что ему нужно совершить.
Грязную, омерзительную вещь. В тот вечер, когда он провозгласил себя Защитником, избранным Богиней, он убил нескольких престарелых жриц, но в Храме еще оставались злобные старухи, высасывающие соки Народа поколение за поколением.
Верный Глаз вошел в Храм, морщась от затхлого запаха. Глаза быстро привыкли к скудному свету, медленно просачивающемуся сквозь разбитые окна. Он поднялся по лестнице, ведущей к балкону Богини и залу позади него, в котором и обитали Стражницы.
Он помнил, как выглядела эта зала в тот день, когда он мальчиком пришел сюда вместе с Наставником, чтобы предстать перед Богиней в первый раз. Жутковато, таинственно и роскошно.
То, что теперь предстало перед его взором, мало походило на покои Стражниц из детских воспоминаний.
Огонь горел всего в двух чащах, в других оставались только стылые, покрытые золой угли. То, что когда-то было пологом вьющихся растений, так разрослось, что, казалось, с потолка обрушиваются зеленые волны, рискуя затопить грязные циновки, на которых спят Стражницы. То там, то сям были неряшливо навалены в кучу кости. Их не очистили от мяса. Не разложили в правильном порядке, дабы они радовали глаз. Зала кишела мухами, кочевавшими от одной груды смердящих костей к другой.
Верный Глаз с омерзением осмотрелся вокруг. И ощутил, как внутри него зародился гнев и стал расти, расти, расти…
– Ты не должен входить сюда! – проскрипела одна из старух и, с трудом поднявшись с засаленной циновки, заковыляла к нему. – Эта зала – священная!
Верный Глаз с отвращением покосился на старую каргу: «Да, священная! И поэтому я хочу навести в ней порядок!» Он занес свой трезубый кинжал и сделал так, как, он знал, будет лучше для его Народа. Стражницы пытались сбежать, но были слишком дряхлыми, слабыми и больными. Убивать их не доставило ему никакого удовольствия. От них просто надо было избавиться. И чем быстрее, тем лучше.
– Убей их всех. Очисти Храм Богини. Иного пути нет!
Он швырял тела с балкона Жницы, когда позади него раздался голос. Мелодичный, красивый, сильный – точно сама Богиня, наконец, заговорила с ним. Развернувшись, он опустился на колени перед гигантской статуей и молитвенно преклонил голову:
– Я готов всегда делать все, как ты повелишь, моя Жница!
– Значит, мы всегда будем в согласии! – голос исходил не от изваяния. Он доносился из покоев Стражниц.
Верный Глаз вскинулся. В центре залитой кровью залы стояла женщина. Миг – и он вскочил на ноги. Повернувшись спиной к железной статуе, он замахнулся трезубцем: «Готовься принять очищение!»
– Я уже готова. И хочу быть на стороне Заступника моей Богини! – она шагнула вперед, чтобы пламя в горшке осветило ее лицо.
Он уставился на нее. Это была даже не женщина, а юная девушка, тонкая и стройная, с каштановыми волосами, густыми и длинными, доходившими до изгиба талии. Одетая, как все Стражницы, лишь в простую юбку, обрамленную волосами Других, она была боса и обнажена до пояса. Но когда Верный Глаз, наконец, увидел ее лицо, то содрогнулся от страха и неожиданности.
Лицо было гладким и красивым, но вместо глаз зияли два темных провала.
– Кто ты? – спросил он, лишь затем, чтобы выгадать время и собраться с мыслями. Он не видел ее прежде, но знал, как ее зовут. Весь Народ знал имя незрячей. Когда она родилась, ее собирались принести в жертву, но Стражницы провозгласили, что она принадлежит Богине, и оставили в живых. Случилось это почти шестнадцать зим тому назад, и вот сейчас Верный Глаз увидел ее впервые.
– Я – Голубка, – сказала она, склонив голову набок. – И ты это знаешь. Но кое-чего ты не знаешь, Заступник. Богиня нарекла меня своим Оракулом.
С мгновение Верный Глаз смотрел на нее, не отрываясь, но вскоре не выдержал. Запрокинув голову, он от души расхохотался.
– Ты смеешься над Оракулом? – с упреком спросила девушка.