Взять такие, допустим, обороты речи, вложенные опять-таки в уста Мегелю: «Их кум в штрафник затолкал», «вторая группа в это время давит службы». Подчеркнутые слова в подобных контекстах опять-таки часто встречаются в книгах Солженицына. Хотя бы: «Пришли хлопцы к паханам, сели поговорить о жизни и сказали им так: «Если будете нас давить – мы вас перережем», «Нам, тридцать пять лет давимым» (т. 3, с. 309) и т. д.

Несмотря на обстоятельность проделанного выше анализа, надо сказать, что в подлинном авторстве доноса, несколько загадочным образом попавшего в руки Арнау, во время его посещения Москвы, больше всего убеждает даже не идентичность почерков, особенностей манеры письма и других характерных частностей, с одной стороны, в журнальной копии, с другой – в книгах Солженицына и в его эпистолах, а идентичность «почерков» иных – психологических, нравственных – при совершении им клеветническо-доносительских деяний на всем протяжении его жизни.

Вспомним такую особенность «почерка» Ветрова, как обстоятельность и широта, с коими он давал показания против всех ближайших друзей юности – никого не забыл! – и даже против случайного вагонного знакомца Власова, а на Симоняна не поленился накатать аж 52 страницы!

Подобная же картина и в его доносе от 20 января 1952 г.: назвал и срок бунта (22 января), и имена руководителей (Малкуш, Коверченко, Романович), и чем вооружились (ножи, доски, металлические трубки), и в каких бараках основные силы (во 2, 8 и 10), и каков план действий (разбиться на четыре группы и начать выступление одновременно), и что именно предстоит делать каждой группе в отдельности, и не забыл даже такую деталь, как отключение запасного движка!