— Качество сахара я гарантирую. Товар, как всегда, чист… Но если цена слишком высока, у меня есть на примете и другие покупатели, которые с радостью заберут его.

Еще одно оскорбление! Марлоу даже не заметил, как под белым капюшоном, до половины скрывающим лицо, засверкали глаза Юсуфа-эль-Абдуллы. С какой радостью он перерезал бы горло этой пьяной свинье! Однако, по крайней мере пока, придется отказать себе в этом удовольствии. Он встал с кресла и с каменным лицом произнес:

— Шукран… Спасибо… Слово Юсуфа-эль-Абдуллы нерушимо.

«Как и клятва, данная Аллаху», — добавил он про себя, наблюдая за Марлоу, который впился взглядом в парусиновый мешочек, извлеченный им из складок бурнуса. «Клянусь, если на то будет воля Всевышнего, я убью этого неверного», — подумал напоследок араб.

— Мама! — Алиса выкрикивала в темноту боль, которая с детства разрывала ее сердце. — Мама, почему ты не любишь меня? Почему не любишь так, как любишь Tea?

Мужчина в изодранных холщовых штанах в страхе посмотрел на густые заросли, над которыми нависла огромная желтая луна. Если девушку услышат… он будет наказан. Его блестящие темно-коричневые плечи содрогнулись и опустились, словно по ним прошелся хлыст.

— Мама, обними меня… Обними, как Tea…

Сливающиеся с гулом ночных насекомых, которые роились над полем, слабые, но не стихающие ни на минуту крики заставили мужчину оглянуться. Нельзя оставлять ее здесь, это слишком опасно, но эти крики… Нужно заставить ее замолчать.

Сначала он внимательно осмотрел все вокруг. Затем, не заметив никакого движения, вытянул шею и прислушался. Несколько раз глубоко втянул носом воздух… На приближение белого человека пока ничто не указывало.

Убедившись, что здесь никого нет, мужчина совершенно бесшумно, словно призрак, нырнул в сколоченную из досок хижину. Поскольку окон в ней не было, внутри царила кромешная тьма, но человек уверенно прошел в нужный ему угол, опустился на колени и стал разгребать руками утрамбованную землю, что-то нашептывая себе под нос. Наконец его пальцы нащупали маленький горшочек.

С удивительной ловкостью перемещаясь в полной темноте, он подошел к противоположной стене, протянул руку к кое-как прибитой полке и снял с нее чашку и кувшин. Чуть-чуть отсыпал из горшочка, добавил воды из кувшина и направился к тому месту, где лежала Алиса. Она должна выпить эту смесь, а если начнет отказываться, придется заставить. Главное — не дать ей слишком много. Подняв голову Алисы, он влил ей в рот жидкость. Девушка должна только заснуть. Если она умрет, великий Обеа заберет и его жизнь.

Вернув на свои места кувшин, чашку и горшочек, мужчина вышел из хижины и, внимательно прислушавшись, снова осмотрелся по сторонам.

Луна висела почти точно у него над головой. Ждать осталось недолго.

Мать звала ее.

Мозг Алисы с трудом вырывался из цепких, как трясина, объятий сна. Пора вставать… Доносившиеся откуда-то со стороны звуки раздражали, заставляли проснуться. Уже давно пора идти в школу…

— Tea… — Растрескавшиеся губы зашевелились, но она даже не почувствовала боли, когда из трещинок на коже начала сочиться кровь. — Tea, вставай…

К подстилке из сухих листьев медленно подошел человек. Девушка, лежащая на незатейливом ложе, не видела и не слышала его приближения, хоть горящие ветки наполняли хижину мягким подрагивающим светом.

— Tea… — Все еще не вырвавшись из плена сна, Алиса обращалась к девочке, которая босиком плясала на ковре из опавших листьев; ее огненные волосы выбились из-под стягивающих их лент и теперь, словно языки пламени, развевались вокруг головы. — Tea, не надо…

Взяв из костра горящую палку, мужчина поднес ее к Алисе и какое-то время смотрел, как на бледном лице подрагивают брови и шевелятся пересохшие губы. В ее голосе стали улавливаться нотки страха.

— Нет, Tea, нельзя… Нельзя…

За смеженными веками танцующая девочка превратилась в молодую женщину, которая держала младенца, вытянув руки над краем бездонного черного провала.

— Tea, остановись! — Не открывая глаз, Алиса заметалась на своем ложе. Но руки выпустили ребенка, и ее отчаянный крик наполнил эхом мертвую тишину.

— Нет!.. — закричала она, когда в ее воображении ребенок полетел вниз. Потом ей представилось, что она подбежала к провалу и начала в него всматриваться, но черная пустота, открывшаяся ее взору, вдруг оказалась озером. Темная вода серебрилась в призрачном свете луны, а на ее поверхности плавала бесформенная груда тряпок. Они покачивались на небольших волнах, которые нагонял холодный ветер. Потом груда медленно перевернулась и из воды вынырнуло белое лицо с открытыми остекленевшими глазами. — Мама!..

Губы Алисы, раскрывшиеся в крике, не почувствовали прикосновения небольшой, сшитой из звериной кожи фляжки. Она не почувствовала и горького вкуса жидкости, которая полилась в ее горло. Все еще оставаясь в жестоком мире ночных кошмаров, Алиса заглянула в мертвые глаза утонувшей матери.

— Я сегодня же поеду туда, — тоном, не терпящим возражений, заявил Пол Тарн.

— Вы уверены, что разыскиваемая вами девушка была здесь?

— Человек, с которым я разговаривал в Яллансе, ни секунды не сомневается, что видел девушку с золотисто-каштановыми волосами. Он сам посадил ее на телегу, направляющуюся к плантации Банкрофта.

Брови Ричарда Брауна сомкнулись на переносице.

— И отправил ее туда одну?..

Когда с едой было покончено, Пол попросил принести кофе на террасу гостиницы.

— Он не захотел с ней разговаривать, — пояснил Пол инспектору, опустившемуся в соседнее неглубокое бамбуковое кресло. — Рассказал, что не хочет иметь ничего общего с Банкрофтом и, что самое страшное, с женщинами, которыми тот торгует.

Ричард Морган, поблагодарив официанта за кофе, задумчиво помешал в чашечке сахар и уточнил:

— Это все, что он рассказал?

Глядя в стол, Пол сделал глоток кофе и покачал головой.

— Этот человек, судя по всему, очень не любит Банкрофта и не скрывает этого. Похоже, он думает о нем то же самое, что начинаю думать и я.

— Что вы имеете в виду?

— Я подозреваю, — губы Пола сжались от злости, — что Банкрофт замешан в торговле «белыми рабынями». И если это окажется правдой, я собственноручно сверну шею этому подонку!

— Торговля «белыми рабынями»! — воскликнул инспектор, и складка между его бровями стала еще глубже. — Весьма серьезное обвинение. У вашего человека в Яллансе есть какие-нибудь доказательства?

— Ничего конкретного он не рассказал, но это и понятно, ведь я для него совершенно посторонний человек.

Отпив еще кофе, Морган на секунду задумался.

— Если этот парень не рассказал ничего конкретного, откуда у вас уверенность, что Банкрофт торгует живым товаром?