Наконец, показались ворота города. В 812 году на берегах Тигра стояли две армии, богатый город оказался в конце осады, ворота были забаррикадированы — те самые ворота, ради украшения которых были ограблены другие, более древние столицы. Халиф заперся в своем дворце. Неделя за неделей армия персов, окруживших город, подходила ближе, а внутри городских стен нарастал ужас. Прошло 14 месяцев, и Амин сдался. Поступая таким образом, он надеялся спасти свою жизнь, однако его бесславно прикончили.

Военачальник Тахир, захвативший Багдад, был амбидекстром, то есть одинаково хорошо владел обеими руками, но при этом один глаз у него был слеп, по поводу чего некий поэт сложил эпиграмму.

Преждевременно состарившийся, Амин, недостойный занимаемого поста, на котором он пребывал столь короткий срок, умер в возрасте до 30; а брат его Мамун на следующий день был провозглашен на улицах Багдада халифом и Повелителем правоверных. Гражданская война на какое- то время прекратилась.

Новый халиф не сразу взвалил на себя бремя власти, поскольку он оказался сам под властью министра, коему был обязан своим возвышением. Фадхл воспитывался в атмосфере поклонения магам до того, как принять ислам. Он был проверенным человеком из окружения Харуна, который выбрал его наставлять Мамуна и заботиться о нем. Близость к семье халифа дала Фадхлу в руки такие возможности, какими он не преминул воспользоваться, и Мамун с готовностью передал под его всевластный контроль все дела в государстве, полностью положившись на мудрость своего министра. Он был известен как «мастер пера и меча», и ему принадлежала такая власть, о какой до него не мечтал ни один царедворец. При нем персидское влияние возросло до высот недосягаемых. Брат Фадхла сделался наместником Ирака. Тахир, захвативший Багдад, — наместником Сирии. И земли, лежавшие севернее от нее, со столицей в Дамаске, также были доверены иностранцу, выходцу из одних с ними краев. Результатом было всеобщее недовольство в стране.

В 814 году Алиды, которых хлебом не корми дай взбунтоваться, набрали громадную силу и одержали верх над войсками халифа близ Куфы. Послана была другая армия, которая тоже была разбита, а мятежники заняли Басру. Но тут их предводитель внезапно скончался (или был отравлен), и им ничего не оставалось, как сдаться. Десять месяцев спустя после этого первого проявления недовольства все до единого города Ирака подтвердили свою преданность халифу.

Прямой виновник этого «завоевания», Хартама, полководец выдающихся заслуг, был вознагражден в обычной для его повелителя манере: он был брошен в темницу, из которой вышел лишь для того, чтобы взойти на эшафот (в 816 г.).

В Багдаде воцарилась полная анархия, улицы кишели ворами и бандитами, которым хватало наглости умыкать женщин и детей среди бела дня. Они подвергали разграблению любое жилище, ни в чем себе не отказывая. Они объединялись в могущественные шайки, державшие и пригороды в страхе. Доблестные граждане города, вооруженные одним только Кораном, находили в себе силы противостоять этому беззаконию. Они призывали во имя Аллаха и его пророка положить конец злодеяниям. Но странное дело: как только призывы возымели действие и порядок начал восстанавливаться, новый приступ Алидских выступлений потряс одновременно Ирак и Йемен и местность в сердце Аравии, близ ее священных городов.

Растерянный халиф беспомощно озирался, ища хоть какого-нибудь средства положить конец беспрестанным мятежам, подогреваемым потомками Али, и уже в отчаянии собирался идти на уступки ради мира. Он вызвал к себе в Мерв, в 817 году, одного из правнуков Али, — Али ибн Муса ар-Рида, рожденного при халифе Мехди, известного своей образованностью, благочестием, умеренностью, которому сосватал дочь. Он обещал ему и свой трон после смерти, выпустил монету в его честь, сменил черный цвет одежды племени Аббас на зеленый цвет потомков пророка. И он разослал письма с требованием, чтобы все гражданские и военные должностные лица в стране также приняли эти изменения в цвете их одежды.

Хотя Алиды были довольны уступками, мира это не принесло, ибо дети Аббаса, насчитывавшие 33 тысячи в одной только Аравии, чья главная сила была в Багдаде, поднялись и после недели возмущения спокойствия, когда воздух сотрясали проклятья в адрес Мамуна, и гнев народа достиг предела, они наконец сместили халифа. В 817 году его место занял Ибрагим, сын Мехди, правившего ранее. На вершине клокочущего политического вулкана лукавый царедворец усыпил внимание Мамуна тем, что, во-первых, ограждал его от информации о восставших районах, а во- вторых, внушив ему, что Ибрагим не являлся опасным соперником, а просто замещает правителя в старой столице. Пока халиф дремал, восстания набирали ход. Собственность оказалась под угрозой, жизнь потеряла свою ценность, крестьяне побросали дома своих отцов, невозделанная земля перестала родить, а вслед за голодом пришли кровопролитные междоусобицы.

Муса, невольный виновник всех невзгод, решился пожертвовать собой. Он добился аудиенции и сказал халифу, что вовсе не преданность дому Али, а отвращение к нему, вызвало беспорядки: «В Багдаде люди недовольны, что ты выбрал меня своим преемником, что ты сменил царственный цвет с черного на зеленый. Узурпатор не ведет себя как твой наместник — он поступает так, словно он и есть халиф. Тебе необходимо отстоять свои права!» Запаниковавший Мамун теперь словно пробудился ото сна.

«Неужели ты единственный, кто знает об этом?» — вскричал он.

«Нет, вся армия это знает».

Немедленно, тайно халиф созвал своих главных советников и принялся доискиваться до новых фактов. Но ответом на его расспросы была гробовая тишина. Наконец, один из них, более смелый, чем остальные, рискнул открыть рот и сказал, что ни один не посмеет говорить, пока не будет огражден от гнева главного министра. Халиф дал такие гарантии, и тогда ему сказали, что убийство Харта- мы — дело рук Фадхла, по политическим причинам. Что обвинение в измене было надуманным, что все недавние изменения в правительстве были подстроены, чтобы раздуть дело Алидов, и вовсе не ради блага государства.

Мамун решил действовать. Он выехал из Мерва и поспешил в Багдад. По приезде он вызвал четырех свирепого вида воинов для получения персональных инструкций. Вскоре Фадхл вошел в баню — и все четверо бросились на него. Когда халифу доложили о случившемся, он поспешил взглянуть на своего министра. В оцепенении, с ужасом во взоре смотрел он на мертвое тело, а после приказал казнить в его присутствии четырех убийц, в священный месяц Рамадан. Он выразил соболезнования убитой горем матери Фадхла и собственноручно написал письмо с трагической вестью, адресованное осиротевшему брату усопшего. Примерно так же окончил свои дни и Муса, благородно жертвовавший собою, — от яда, как все решили, и халиф безутешно рыдал над телом, которое было затем погребено — напоказ — рядом с усыпальницей великого Харуна аль-Рашида (818 г.) А затем и брат Фадхла, Гасан, наместник Персии, Хеджаза и Йемена, сошел с ума, и вынужден был сидеть под надзором. Правда, перед этим халиф просил руки его дочери, а ему дал в жены собственную дочь. Так, в истинно восточной манере, атмосферу удалось разрядить при помощи кинжала наемного убийцы и дозы яда. А тот, кто играл главную роль в этом дьявольском спектакле, на людях проливал слезы, изображая безутешного, убитого горем друга.