Та вытерла нос и подняла красные, опухшие от слез глаза на подругу.

— Дело в том, что я одолжила пылесос у Говарда. Ну, ты знаешь этого парня. Матрос, что живет на нашем этаже. Мне до того надоело видеть оставленную попугаем грязь, что я решила собрать пылесосом помет и остатки корма в его клетке. И тут вдруг зазвонил телефон…

— И что?

— Я отвернулась, чтобы ответить. Звонил Сэм. Ты понимаешь, я отвлеклась только на минутку. Но этого было достаточно. Раздался страшный звук… хлюп. Даже Сэм его услышал и спросил, что случилось. Я посмотрела и увидела, что Барнаби исчез. Его засосало в пылесос, — всхлипнула Сьюзен.

— Может, он сломал себе что-нибудь? — с волнением сказала Энни и дотронулась до птицы.

Попугай даже не пошевелился.

— Я тебя уверяю, он ничего не сломал. Посмотри на мою руку, — сказала Сьюзен, протягивая ее. — Я сразу выключила пылесос и открыла его. Бедняжка хлопал крыльями, бился и клевался. На его окровавленные перышки налипли остатки корма. Я должна была отмыть их. — И, заплакав еще громче, она продолжила: — Я положила Барнаби в раковину. Вода была теплая, Энни, я проверила. Теплая. А ему не понравилось. Мокрый он был такой жалкий. Я испугалась, что он схватит воспаление легких, или что там бывает у птиц. Вот я и высушила его твоим феном.

— Бедняжка Барнаби. — Энни осторожно дотронулась до перьев птицы. — Не повезло тебе сегодня.

— Да, лучше не вспоминать. В этом коматозном состоянии он похож на чучело. За целый день ни звука. Даже не пикнул. Только смотрит, не мигая. — Сьюзен уткнулась лицом в ладони и зарыдала. — Я так боюсь, что он упадет лапками кверху и умрет.

— Давай, Барнаби, миленький, приходи в себя, — нежно попросила Энни, но попугай не реагировал. Как говорится, и бровью не повел, если бы у попугаев они были.

— Я не хочу, чтобы он умер, хотя нельзя сказать, чтобы уж очень его любила. — Сьюзен посмотрела на птицу покрасневшими от слез глазами. — Слышишь, Барнаби? Не смей умирать!

От телефонного звонка попугай встрепенулся и снова замер.

— Бедняжка, — посочувствовала Энни и сразу взяла трубку.

— Энни, дорогая! Я знал, что ты подойдешь к телефону.

— Привет, Сэм. — Энни улыбнулась, услышав его бодрый голос.

— Как дела у Барнаби?

— Кажется, он в шоке!

— Еще бы. Представь, каково сначала попасть в торнадо, потом погрузиться в пучину вод, а затем пережить смерч в пустыне. Он разве еще не лежит кверху лапками?

— Не смешно, Сэм.

— Не бойся, он будет жить. Дорогая, этот типчик так просто не умрет.

— Видел бы ты его…

— А правда, давай я приеду и проверю, что Сьюзи сотворила со своим подопечным.

— Да ладно тебе, — сухо ответила Энни.

— Собираешься куда-нибудь вечером? — рассмеявшись, спросил он.

— Думаю прогуляться на пляж.

— Ты избегаешь меня? — вздохнул Сэм.

— Люблю гулять одна.

— Ты всегда отшиваешь меня, Энни.

— Рада была поговорить с тобой, Сэм. — Она улыбнулась и передала трубку подруге. — Он хочет узнать, как ты.

Энни взяла со стола апельсин и, почистив его, положила одну дольку себе в рот, а другую протянула попугаю.

— Ну, возьми, Барнаби! Не бойся.

Птица открыла клюв, но, похоже, не собиралась брать угощение, скорее, она хотела попросить, чтобы ее оставили в покое.

— Да. Нет. Может быть. Я не знаю. Хорошо, я попробую. Ладно, ладно, — односложно отвечала по телефону Сьюзен.

Энни с удивлением посмотрела на подругу, потому что телефонные разговоры Сьюзен никогда не отличались лаконичностью. Сначала, слушая Сэма, она нехотя улыбалась, потом пришла в привычное расположение духа, и, наконец, веселая улыбка засияла на ее лице.

— Прямо сейчас? Ой, она пытается накормить его апельсином, — засмеялась Сьюзен. — Хорошо, я передам ей твои слова. Она уже сердится. Да? Правда? Почему не удивляет? Все. Все. Пока. — Сьюзен отнесла телефон на кофейный столик.

— Сэм велел мне не выпускать тебя из дома сегодня вечером. Так что не вздумай никуда уходить. — Она загадочно приподняла брови. — Мой отважный братец обещал прийти к нам с парнем моей мечты.

— Это шантаж, Сьюзи.

— Ну и пусть. — Она пожала плечами и приняла невинный вид. Ты же знаешь, я всегда мечтала, чтобы ты стала моей невесткой.

— Ты шутишь. Мне всего восемнадцать!

— Может быть, у вас в семье такая традиция. Помнишь, ты рассказывала мне, что твоя мать выскочила замуж в семнадцать лет.

— А в двадцать развелась.

Сьюзен поморщилась:

— Ой, я забыла. Но у тебя будет по-другому. В семье Картер все мужчины — однолюбы.

— Сьюзи, твой брат вовсе не влюблен в меня.

— Конечно, конечно, влюблен. Видела я прежние его романы. А сейчас все иначе, все по-другому. Он не может на тебя надышаться. Когда он рядом с тобой, от него пар идет.

От этих слов щеки Энни зардели.

— Ты знаешь, с некоторых пор мой брат покорен тобою, — продолжила Сьюзен с меньшим напором.

— Знаю. — Энни села в кресло и положила ноги на кофейный столик.

— Ну, и в чем проблема?

— А почему должна быть проблема?

— Потому что, сколько я тебя знаю, ты никогда не чувствовала себя свободной, не жила в свое удовольствие. А сейчас у тебя есть такой замечательный шанс.

— Неправда, я довольна своей жизнью.

— Такой, в которой полно запретов и ограничений, тихой и скучной как у твоей бабушки.

Энни рассмеялась:

— А ты полагаешь, что Сэм станет моим лекарством от скуки? — Энни встала с кресла и пошла на кухню, потому что не ела с самого утра.

Последовавшая за ней Сьюзен уселась за стол и, подперев голову руками, стала смотреть, как Энни выкладывала на него сыр, яйца, грибы, половинку сладкого перца и маленький помидор.

— Я согласна, Энни, что Сэм несколько своенравный. Тебе это в нем не нравится?

— Нет. Он нравится мне таким, какой есть. Даже очень. И всегда нравился. — Энни вымыла овощи и положила их на разделочную доску. — Не знаю, как тебе это объяснить, Сьюзи.

— Прошу тебя, попытайся. Обещаю, что ничего не скажу Сэму. Если тебя беспокоит это…

— Можешь сказать. Возможно, это несколько охладит его пыл. — Энни улыбнулась. — Мне кажется, большинство девушек горят желанием выйти замуж, в том числе и ты. — Она недоуменно пожала плечами. — Я не из их числа.

— Потому что твоя мать не подготовила тебя к замужеству?