Когда Аврора только родилась, а Бирк был в море, Анита часто здесь бывала. Ингрид помогала ей с ребенком, а Анита могла рисовать и делать наброски, чтобы отвлечься. Ингрид говорила, что дочь часто сидела возле кровати ребенка, пока та спала, и делала эскизы углем.

Стопка из трех блокнотов для набросков аккуратно лежала на крышке комода. Я взял, подошел к кровати, сел и начал их листать. Как обычно, много автопортретов, несколько портретов Ингрид и ребенка. Резкие наброски тел без лиц, кто-то у мольберта или с ребенком на руках. Анита часто рисовала то, что ее волновало. И были несколько рисунков, в которых она явно пробовала что-то новое. Казалось, что она пытается уловить символику формы. Комната с кроватью и тумбочкой, комод, очень похоже на ее комнату здесь. Главным отличием была змея. Она лежала на кровати, свернувшись в клубок и положив голову на хвост. Анита нарисовала ее несколько раз. На одном рисунке змея свисала с плеча женщины. Интересно, что же заинтересовало ее в этой змее, символе зла? Имело ли это какое-то значение?

Одна картина привлекла мое внимание. Желтым пастельным карандашом Анита нарисовала цепочку с ключом. Цепочка была свернута, как змея. Я пролистал блокноты дальше и увидел ту же самую цепочку на шее темноволосой и темноглазой девушки. Кажется, я уже видел эту цепочку…

Я встал и подошел к трюмо, стоящему на другом конце комнаты. Там стояла шкатулка Аниты. Я открыл ее и стал копаться в серебряных и золотых украшениях — и наконец отыскал то, что мне было нужно. Золотая цепочка с позолоченным ключиком. Именно ее она и нарисовала. Так просто и так красиво…

Я аккуратно положил блокноты на место. Посмотрел на все материалы, которые остались у Ингрид. Разная бумага, мел, чернила. Я поднял прозрачный стеклянный пестик, лежавший на стопке бумаги. Анита объясняла мне, зачем он нужен. Это курант, им растирают в порошок пигменты перед тем, как начать рисовать.

— Я очень хочу забрать себе что-то на память об Аните, — сказал я Ингрид, выходя из комнаты. — Ничего, если я возьму это? — Показал ей цепочку с ключиком.

— По-моему, прежде я его не видела, — сказала она. — Конечно, бери.

Затем крепко обняла меня и пожелала мне удачи в Кристиансунне, сказав напоследок:

— Не тащи с собой свое прошлое. Оставь его здесь. Вот увидишь, так будет лучше.

Олесунн

Среда, 23 августа 2017 года

Когда мы вошли в бар, над темным танцполом гремело гитарное соло «Лед зеппелин». Народу пока было немного. Усталая женщина лет пятидесяти с объемистыми белыми бедрами, виднеющимися из-под мини-юбки, болтала с мужчиной примерно того же возраста за стойкой. На вид оба были пьяны. Мужчина перевесился через стойку и показал пальцем на бутылки с выпивкой на полках. Вокруг одного из больших столов, сделанных из пивных бочек, расположилась группа байкеров в возрасте от восемнадцати до семидесяти. На одном из них был надет кожаный жилет с шипами, другой щеголял татуировкой в виде викинга по всей руке. На стене над ними висела голова оленя. Я пошла следом за Ингваром. Мы миновали барную стойку и оказались в подсобном помещении, где две девушки играли в бильярд. Низко склонившись над столом, они громко смеялись. Вечер ранний, однако девчонки уже набрались. За бильярной оказалась еще одна комната, в ней стояли стол и несколько стульев, но внутри никого было.

— Еще рано, — Ингвар взглянул на телефон.

Мы пошли в бар. Я чувствовала себя слишком разодетой в платье и куртке из моей новой жизни. Таких нарядных среди местных завсегдатаев нет. Когда я жила с Эгилем и Ингваром, «Лазейку» мы любили — один из немногих баров в городе, куда можно было привести с собой Ингвара. Сотни раз я стояла на этих столах, распевая хиты классиков рока, делала ставки на то, кто выиграет в бильярд, ссорилась с разными пьяницами и потягивала пиво, когда у меня имелись на него деньги. У меня сложилось впечатление, будто это место принадлежит мне. «Лазейка» или «Лаз» — именно здесь все и случилось. Бармену было около тридцати, он уже начал лысеть. Когда я являлась королевой этого местечка, его тут не было. До сих пор помню имена тех, кто работал здесь в те времена.

— Вы знаете Патрика Шейе? — спросила я бармена, но он покачал головой. Я обернулась к парочке, сидящей у стойки. — А вы? Патрик Шейе, знаете такого?

Они посмотрели на меня так, будто я спросила их, верят ли они в колонизацию Луны. Я схватила Ингвара за руку, притянула его поближе и скомандовала:

— Разделимся. Я поспрашиваю девиц в бильярдной, а ты поговори с теми ребятами, — кивнула на байкеров.

Бросила быстрый взгляд на входную дверь. Вдруг она откроется? Конечно, я понимала: шансы, что Патрик войдет сюда именно сейчас, крайне малы, — и, тем не менее, сердце у меня заколотилось быстрее.

Ингвар направился к байкерам, а я ушла в подсобку. Девушки за бильярдным столом слишком молоды для этого места и слишком заняты собой, чтобы заметить, что на них кто-то смотрит. Одна из них, блондинка, пыталась попасть по шару кием, зажатым за спиной. Вторая, с темными рыжеватыми волосами, смеялась над ее техникой.

— Кто выигрывает? — спросила я.

— Понятия не имею, — ответила рыжеволосая, и обе засмеялись. — Хочешь с нами?

Я взяла кий.

— Полная партия или половинка?

Девушки пожали плечами.

— Да нам просто по приколу играть, — сказала блондинка.

Я склонилась над столом и прицелилась в красный шар. После моего удара он со стуком упал в сетку. Девушки пришли в восторг — такие беззаботные, веселые… Я протянула кий рыжеволосой и произнесла:

— Я ищу Патрика. Патрика Шейе. Знаете его?

Блондинка подняла глаза.

— Я знаю, кто это. Давно его не видела, кстати. Обычно он здесь… Частенько бывает назойливым. — Она посмотрела на меня. — Ничего, что я так говорю?

Я кивнула.

— Да, я знаю. Ты не в курсе, может, он переехал, завел себе новых друзей, или еще что?

Она покачала головой. Я поблагодарила за игру и вернулась в основной зал, где народу тем временем прибавилось. Интересно, получится ли у меня пробыть Мариам до конца своих дней? Та, кем я была здесь, та девушка, все еще сидит внутри меня. И иногда я по ней скучаю. Но забываю, что и той девушке пришлось нелегко. Хорошие воспоминания искажают реальность. Стоять на столе, выкрикивая все эти песни, было довольно-таки невесело. Это выматывало. Просто временная попытка заглушить одиночество.

Ингвар сидел за столом один, глядя на входную дверь. На столе перед ним стоял стакан. Вид у Ингвара был измученный и потерянный.

— Спиртное? — Я показала на стакан.

— Нет, ты что!..

— Никто ничего не знает? — Я кивнула на байкеров.

Ингвар покачал головой и снова уткнулся в стакан.

— Вот и у меня то же самое, — сказала я и уселась на высокий стул возле переделанной в стол пивной бочки.