Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На столике у кровати в спальне стояла деревянная шкатулка с дорогими, свернутыми вручную сигарами, которые Роан очень берег. Сама спальня была симпатичной – тяжелая мебель, смелые краски. Она выходила в сад с камнями и фонтанчиком. Легкое журчание воды, когда окно открыто, действовало успокаивающе.
В его большом платяном шкафу были дорогие костюмы и хорошая обувь, несколько сумок с клюшками для гольфа и тут же – нечищеные ковбойские сапоги, ношенные, по-видимому, так долго и любовно, что каблуки стерлись, а носы задрались.
Стеллажи были забиты романами и справочниками – в алькове на большом антикварном письменном столе стояли компьютер, принтер, факс, ксерокс.
– Спишь. Работаешь. Работаешь. Спишь, – пошутила я.
Был уже почти вечер. Я была совершенно измотана.
Роан тоже выглядел усталым. Я взяла его за руку.
– У нас завтра длинный перелет. Что ты хочешь – отдыхать или спать?
– Ты знаешь что, – ответил он.
– Умница, – сказала я.
Мы легли в кровать.
* * *
Мы лежали, прижавшись друг к другу. По комнате скользили жемчужные тени. Его левая рука лежала у меня под головой, как подушка, правой он обнимал меня, я прижала его руку к груди, пальцы наши переплелись.
Дрожь, сладость, насыщение. Моментами мы вновь ощущали себя прежними и резвились, как дети.
– Я однажды в детстве подсматривала, как ты спишь, – прошептала я. – Вскоре после того, как ты поселился у нас в доме. Я пробралась однажды ночью в твою комнату и смотрела на тебя, спящего.
Он приподнялся на локте и отвел волосы у меня со лба.
– Я видел и ужасно испугался.
– Почему?
– Потому что ты была еще маленькой девочкой, а я на пять лет старше. Все женское пугало меня, казалось опасным.
– Я была слишком мала, чтобы понимать реакцию подростка. Извини.
– Я бы скорее умер, чем позволил тебе это заметить.
Я сжала его руку.
– Ты был моим лучшим другом. Ты был моей любовью. Это не имело никакого отношения к нашему возрасту.
– Я бы никогда не дотронулся до тебя, пока мы были детьми. Никогда не позволил бы себе даже подумать об этом.
– Я знаю. Тогда ночью я подумала: “У него падает одеяло. Он спит на середине кровати. Когда мы вырастем и будем, как мама с папой, спать вместе, он меня задавит”. – Я засмеялась. – Вот как я тебя рассматривала – с очень дальним прицелом.
Роан сжал ладонью мой подбородок, издал какой-то утробный звук, откатился от меня, взял свой халат, лежащий в ногах кровати, и встал.
Он накинул халат на плечи, выделяясь четким силуэтом на фоне окна, освещаемого половинкой луны. Я села, недоумевая.
– О чем ты беспокоишься?
– Я не хочу, чтобы Мэттью встретился с семьей, – признался он. – В этом ни для кого не будет ничего хорошего.
– Надеюсь ты не будешь мешать мне подлизываться к нему, – осторожно поддразнила я. – Не будешь?
– Попробую, – сказал он. – Я надеюсь, что ты передумаешь после того, как познакомишься с ним.
“Ни за что”. Я не сказала этого вслух, я просто позвала его обратно в постель.
Не скажу, чтобы я не старалась произвести благоприятное впечатление на людей, к которым мы ехали. Простые коричневые туфли – практично и интеллигентно. Черная юбка до щиколоток – чтобы скрыть изуродованную ногу и придать туалету небрежную элегантность. Зеленый свитер с изящным рисунком, создающим иллюзию – ну скажем – хрупкости. Уродливый желтый плащ с надписью “Сиэтл”, который я купила в аэропорту перед тем, как мы сели в самолет авиакомпании “Аляска”, потому что в Сиэтле и на Аляске почти весь год моросит дождь. Такой вот гардеробчик.
Роан в брюках цвета хаки, голубой рубашке, сапогах и коричневой кожаной куртке вполне вписывался в суровый облик обитателя Северо-Запада. И рядом я, как модель, которой отказали в приеме на работу в Торговую палату Сиэтла.
– Я так нервничаю, что меня тошнит, – сказала я.
– Великолепно выглядишь. Мэттью будет сражен наповал, – ответил Роан.
– Сражен или завоеван?
– Сражен.
– Я его двоюродная сестра, Роан. Мы найдем общий язык.
– Ты, воробышек, для него посторонняя, которая сует нос в чужие дела.
Я минуту помолчала.
– Ну и что? Мне хорошо это удается – совать нос в чужие дела, – я вызывающе посмотрела на Роана. – Ведь я сумела заполучить тебя обратно. Не так ли?
* * *
Горы Аляски казались дикими, покрытыми снегом огромными монументами по сравнению с уютными серо-голубыми холмами наших родных мест. Из окна снижающегося самолета воды океана выглядели более холодными и глубокими, чем любые озера Джорджии.
Я решила, что Аляска – штат крайностей. Чему учил Роан моего кузена Мэттью? Независимости, силе, уверенности, духу авантюризма? Или собственному одиночеству?
Я ожидала, что Джуно – это настоящий город. Все-таки – столица штата, но с воздуха не видно было ни небоскребов, ни скоростных шоссе. Сверху вырисовывался скромный городок, зажатый между горами и водой на краю континента. “Мы недалеко от России, – подумала я, – и от Полярного круга”.
Роан держал меня за руку, когда самолет мягко приземлился в аэропорту. Солнце скрылось, от посадочной дорожки шел пар. Я изо всех сил напрягала зрение, пытаясь рассмотреть за металлической оградой группу встречающих. Роан тоже наклонился к окну вместе со мной.
– Не показывай мне его, – приказала я. Сердце мое билось где-то в горле. – Я хочу узнать его сама.
Однако самолет развернулся так, что встречающих стало не видно. Взвинченная до предела, я смотрела, как Роан достает наши сумки с полок над головами.
– Лучше пойду по трапу перед тобой, – сказал он. – Не спеши. Если что, я не дам тебе упасть. Давай дождемся, пока все выйдут.
Когда мы уже стояли на верхней ступеньке трапа, ежась в зябком влажном воздухе, я сказала:
– Вон тот молодой парень, похожий на культуриста с бронзовыми волосами. Такие волосы у всех Делани.
– Это не Мэттью, – сказал Роан с напряжением в голосе.
Стюард вынес наш ручной багаж. Роан пошел впереди меня, а я медленно стала спускаться, одной рукой опираясь на него, а другой вцепившись в поручень Я не отрывала глаз от встречающих и, конечно, споткнулась на последней ступеньке. Роан тут же подхватил меня, выругавшись себе под нос. Не обращая на это внимания, я продолжала смотреть мимо него.
Высокий худощавый молодой человек с волосами песочного цвета ходил взад и вперед по дорожке. На нем были темно-серые брюки, рубашка-шотландка, синий кардиган и башмаки для улицы.
За ним семенила невысокая миловидная толстенькая женщина, одетая так же просто. Волосы торчали вокруг ее лица, как пшеничная солома. На каждый его шаг приходилось два ее.