Гудериан создал здесь действительно крупные силы, хотя моральный дух у немецкой армии был уже основательно подорван. Пленные немецкие солдаты не раз отмечали, что «Берлин сильно разрушен, непрерывные налеты авиации отражаются на психике населения», «гражданское население начинает считаться с возможностью вступления русских войск в Германию».

Солдат из 27-го саперного батальона 17-й танковой дивизии был более откровенен: «Солдаты, кроме членов национал-социалистской партии, в победу не верят. Русские наступают такими темпами, что неизвестно, где немецкая армия остановится в своем отступлении. Многие солдаты считают, что дело Германии проиграно, и воюют только под страхом расстрела. В стране порядок поддерживается эсэсовцами во главе с Гиммлером. Ежедневные бомбардировки, разрушающие целые города, сообщения с фронтов о потере родственников создают в народе подавленное настроение. Многие стали ждать прихода русской армии как освобождения от войны»[221].

Показания пленных говорят о многом. А ведь еще совсем недавно они топтали нашу землю своими коваными сапогами, грабили и убивали людей, в пьяном угаре орали песни победителей. Но «блицкриг», о котором говорили Гитлер и его клика, не состоялся, наступало похмелье, боязнь за то, что придется расплачиваться за свои злодеяния не только на территории СССР, но и в других странах.

О приближающейся катастрофе говорили солдаты, офицеры, а генералы помалкивали, хотя тоже понимали, что гитлеровской авантюре приходит конец. Вот и генерал Типпельскирх, давая оценку соотношению сил — советских и германских — к январю 1945 года, писал: «В целом соотношение сил было таково, что успех немецкой обороны почти исключался, даже если предположить крайнее упорство войск и искусное управление ими. Неясен был еще лишь масштаб грозящей катастрофы»[222].

Недооценили тогда гитлеровские стратеги экономического потенциала Советского Союза — вот и просчитались. Противостоять войскам Красной Армии было уже не так просто. На главном стратегическом направлении армии 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов превосходили гитлеровскую группу армий «А»: в живой силе в пять с лишним раз, в орудиях и минометах — почти в семь раз, в танках и самоходно-артиллерийских установках — в шесть раз[223].

Только 1-я гвардейская танковая армия насчитывала 40 300 человек, 752 танка и САУ, 620 орудий и минометов, 64 реактивные установки.

Катуков возвратился из госпиталя 3 января 1945 года и сразу же стал входить в курс всех армейских дел. Первым делом побывал на мангушевском плацдарме, откуда предстояло бросать в бой армию, осмотрел местность, прикинул возможности переправы войск через Вислу. По возвращении с плацдарма вызвал к себе своего заместителя генерала Гетмана и возложил на него всю ответственность за переброску частей в выжидательный район с последующим перемещением на исходные позиции.

Разговор с командармом происходил в присутствии начальника штаба Шалина. Он был недолгим, корректным и официальным. Кому из них и когда пришла в голову мысль о том, чтобы Андрей Лаврентьевич, пока Бабаджанян не освоится с обязанностями комкора, взял над ним своеобразное шефство?

Гетман понимал, что на первых порах Бабаджаняну будет не просто управлять такой массой войск: в первый день наступления выйти к реке Пилице, форсировать ее на второй день и захватить плацдарм на рубеже Цегельня — Белезна-Нова, на третий день овладеть узлом дорог в районе Равы-Мазовецкой.

Вспоминая об этом поручении, Андрей Лаврентьевич писал: «Важную роль в выполнении этой задачи командование армии отводило 11-му гвардейскому танковому корпусу, в связи с чем мне, как бывшему командиру этого корпуса, а теперь первому заместителю командующего армией, было предписано находиться с войсками полковника А. Х. Бабаджаняна»[224].

Танковая армия вводилась в прорыв на участке армии Чуйкова, она должна была стремительным ударом прорываться на северный берег реки Пилицы, продвигаясь до реки Бзура в районе Ловича, обеспечить успех войскам фронта по окружению и уничтожению варшавской группировки противника. В задачу армии входило также уничтожение подходящих с запада его резервов.

Действия танков на направлении главного удара обеспечивали 2-я гвардейская и 11-я штурмовая авиационные дивизии, а с выходом армии в выжидательный район ее прикрывал 3-й истребительно-авиационный корпус. В общей сложности это было 2500 самолетов. Такого авиационного обеспечения еще не было никогда!

До наступления оставались считаные дни. Штаб отрабатывал последние документы: общий план операции, боевые приказы, план ввода войск в прорыв и бой в глубине обороны противника, схему боевого порядка армии при вводе ее в прорыв, планы взаимодействия с пехотой, авиацией и пр. Таких планов при наступательной операции бывает больше десятка. Они касаются различных отделов и служб, а также конкретных людей, отвечающих за их исполнение.

За план переправы войск с мангушевского плацдарма отвечали два человека — Гетман и начальник инженерных войск полковник Харчевин. Переправить огромную массу войск — более 40 тысяч человек и 1,5 тысячи единиц техники — непростое дело. По расчетам Харчевина, задержек на Висле и других водных преградах быть не должно: в армию прибыл 1-й понтонно-мостовой полк с тяжелым переправочным парком и 273-й мотобатальон особого назначения, имевший плавающие транспортеры.

Раньше командир корпуса Гетман в большинстве случаев переправлял свои войска на подручных средствах, в лучшем случае — на паромах или вброд. Теперь появились мощные средства для форсирования водных преград, о которых можно было только мечтать. Значит, все должно пройти по плану, если, конечно, не помешает гитлеровская авиация. Но и тут ей будут противостоять силы прикрытия.

13 января в армию прибыл маршал Г. К. Жуков. Он интересовался подготовкой войск к наступлению, побывал в корпусах и бригадах. Остался доволен. На совещании Георгий Константинович проинформировал командный состав о готовности к наступлению всего фронта, в котором, по его словам, в первом эшелоне идут три полевые армии, подвижная группа из двух танковых армий, кавалерийский корпус и одна общевойсковая армия. Достаточно и резервов. «По силам и средствам, — сказал маршал, — фронт фактически является тараном и должен в операциях Ставки сыграть главную, ведущую роль»[225].

12 января 1945 года развернулось наступление 1-го Украинского фронта. В первый же день был завершен прорыв главной полосы обороны противника, введены в бой танковые армии Рыбалко и Лелюшенко, начавшие громить подходившие резервы немцев.