— Понятно. — Михаил Львович задумался, пожевал губами. Потянулся за сигаретой. Разумеется, он не поверил ни единому слову, но чем-то гости ему понравились. Придя с дичайшей просьбой, они отнюдь не выглядели полоумными. Возможно, их следовало предостеречь, спасти от самих себя.

— А если я скажу, что у меня нет того, что вам нужно?

На сей раз ответил Валенок.

— Без информации мы отсюда не уйдем, — сказал он как-то задушевно.

— Угроза? — одними глазами улыбнулся Трунов.

— Констатация, — уточнил Коломеец. — У нас нет выбора. Слишком многое поставлено на карту.

— Давайте говорить откровенно, милые юноши. Даже будь у вас на руках самый убийственный компромат на многоуважаемого Станислава Ильича, вы не сможете его использовать. Неужто не понимаете? У вас нет ни единого шанса.

Гости переглянулись, и на мгновение Трунов испытал к ним жалость, как если бы вернулись из Америки родные сыновья и попросили у него политического убежища. Коломеец сказал:

— Конечно, вы по-своему правы, Михаил Львович. Однако наверняка среди деяний товарища Желудя есть такие, которые он предпочел бы скрыть от внимания благодарной общественности.

— Красиво излагаете, юноша, — оценил Трунов. — Конечно, есть и такие. Все дело в том, кто предложил ему товар. С вами он не станет говорить. Это, наверное, обидно для вас, но это так.

— Не о том толкуем, — вдруг занервничал Валенок. — Время теряем. Евгений Потапович не сказал главного. Мы готовы заплатить за ваши сведения.

— Даже так? — Михаил Львович все-таки закурил. — И сколько же?

— В пределах разумного, — ответил Коломеец. — Допустим, тысячу американских долларов.

Трунов поперхнулся дымом.

— Круто, ничего не скажешь. Почему не тысячу рублей?

Наступила нехорошая пауза, и Михаил Львович поспешил смягчить свою шутку:

— Не знаю, что вы задумали, да меня это и не касается. Хуже, что я вас не знаю. Вижу, вы энергичные, интеллигентные ребята, но кто вы на самом деле? Какая у вас цель? Ведь вы хотите получить сведения, которые могут стоить мне головы. Господин Желудев подергает за свои ниточки, и самые опытные профессионалы тут же возьмут след. И выйдут на меня. Это неизбежно. Мальчики, поймите, на таких, как он, сегодня работает все государство. Именно государство обеспечивает им безопасность и комфорт. Все законы подстроены под них. Какой мне резон совать голову в петлю? Назовите хоть один. При этом за тысячу долларов. Согласен, деньги немалые, но, боюсь, при складывающейся ситуации я их не успею потратить.

— Убедили, — сказал Коломеец. — Пять тысяч, но это предел.

— А резон? Почему я должен ввязываться в чужие, опасные игры?

— Если вы честный человек, он у вас есть, Михаил Львович. Вы же честный человек?

— Надеюсь… Хотя, полагаю, Станислав Ильич о себе точно такого же мнения… Чем он вам все-таки так досадил, Евгений… Потапович?

Жека взглянул на Валенка, тот важно кивнул:

— Ничего особенного, Михаил Львович. У нашего друга невесту похитил. Убил ее отца. Поджег дом. Пустяки. Шалости олигарха, которому чуть-чуть прищемили мозоль. Но для нашего друга это важно, он любит эту девушку, если понимаете, о чем речь.

Жека говорил беспечным, почти шутливым тоном, но в его спокойных глазах, сощуренных в хмурой улыбке, Трунов различил испепеляющую, затаенную ярость, которая отозвалась в нем самом мгновенной болью, похожей на сердечный спазм. У него вдруг возникло чувство, будто давно ждал этих ребят. Каким-то непостижимым образом их приход вписывался в его новое молодое состояние, уравновешивал его собственный многолетний психический надрыв.

— Знаете, пожалуй, я вам помогу, — сказал он, удивляясь самому себе. — Но с одним условием.

— С каким?

— Будете держать меня в курсе… Ну, на тот случай… Чтобы успел принять какие-то меры предосторожности.

— Все что угодно, — поклялся Коломеец. — Включая пять тысяч зеленых.

В комнату заглянула Алиса:

— Михаил Львович, может быть, позвонить в милицию?

— Нет необходимости, малышка. Мы уже обо всем договорились. Лучше приготовь закуски, сейчас пропустим по рюмочке. Вы как, молодые люди?

— Сначала хотелось бы… — протянул Жека.

— Не думаете же вы, что я храню документы здесь?

— А где же?

— За ними придется съездить… Давайте завтра, что ли?

— Зачем откладывать. У нас тачка. Доставим куда надо и обратно.

— Неужто такая спешка?

— Спешки нет, но лучше сразу.

— Что ж, надо так надо… Пойду переоденусь. Не возражаете, если Алиса поедет с нами?

Алиса отозвалась от двери:

— Хоть и возражают, все равно поеду. Не отпускать же вас одного с бандюками.

Через десять минут спустились на улицу и разместились в видавшем виде «жигуленке», Алиса уселась рядом с Валенком на переднее сиденье, чтобы показывать дорогу. Между ними произошел примечательный разговор. Валенок сказал:

— У тебя, девушка, неуступчивый характер. Несладко придется твоему мужу.

— Не волнуйся, мальчик, тебе лично ничего не грозит.

— В том смысле, что ничего не обломится? — уточнил Мика.

— Ни при каком раскладе, — уверила Алиса.

7

Станислав Ильич дозвонился Зубатому и потребовал отчета. Зубатый убитым голосом доложил, что перевоспитание идет по намеченной схеме, но не так быстро, как хотелось бы. Девица оказалась невменяемой, пришлось поместить ее в карцер. Услышав такое, Станислав Ильич психанул.

— Как в карцер?! Мы же условились — только психологическое воздействие. Ты чего себе позволяешь, Кузя?

Зубатый обиженно засопел в трубку, пискляво забухтел:

— Ничего с ней не будет, подумаешь, цаца. Дурочкой прикидывается. А на поверку — обман. За результат отвечаю, Стас Ильич, но без нажима нельзя. Или не доверяешь?

— За что посадил в карцер?

— Убить пыталася. Горлу шилом проткнула.

Желудев не усомнился в том, что Зубатый сказал правду.

— Изнасиловал, черт фиксатый?

— Как можно, ваше превосходительство. Мы чинопочитание соблюдаем, на хозяйское добро не претендуем. Мистификацию применили — это да. В целях моральной обработки. Кто же знал, что девка свихнутая.

— Давай поподробнее.

— Поподробнее сам увидишь. Слышь, какой храп из глотки? Дырка сквозная. Даже не успел елду показать для внушения.

Желудев сплюнул с губы сигарный ошметок. Его раздражение к этому дню достигло опасного предела. Еще чуток — и потребуется адекватное действие для разрядки нервов. Какое оно будет, он не знал. Возможно, ужасное. К нелепым телефонным звонкам и угрожающей записке добавились еще несколько досадных, вроде бы случайных инцидентов, которые по отдельности ничего не значили, но все вместе прямо указывали на то, что кто-то взялся его дразнить. Негодяй действовал нагло, тонко и изобретательно. Последнее происшествие случилось нынче утром. Он ночевал в городской квартире на Кутузовском проспекте. После завтрака собрался в офис. Выход из дома проходил по обычной схеме. Вдвоем с телохранителем спустился в лифте. Внизу в подъезде стояли еще двое опытных оперов. На улице мобильная группа загодя обследовала двор, выстроила малый кордон и по рации дала сигнал — путь свободен. Водитель подогнал лимузин с пуленепробиваемыми стеклами прямо к дверям. Задняя дверца открыта. Станислав Ильич опустился на сиденье, поздоровался с Трофимычем (водитель работал с ним второй год, но ни его имени, ни фамилии он так и не запомнил, да и зачем). В полумраке кожаного салона поерзал, устраиваясь поудобнее на подушках, и левой рукой оперся на что-то мягкое, пушистое и влажное. Вгляделся — мать твою! Драная кошка со свернутой башкой и с вывалившимися наружу из распоротого живота голубоватыми кишками. Станислав Ильич, зарычав, распахнул дверцу и мячиком выпрыгнул из машины, больно ударившись коленом о железную стойку. На снегу чуть не выблевал, на потеху охранной команде.