class="p1">Это стихотворение было перепечатано десятки раз по всей стране. Пародии подтвердили ее влияние. «Сова», например, предупреждала о вреде пьянства. Газета The New World напечатала «Видение», где журналы Нью-Йорка были «олицетворены гоблинами, странными и высокими». «Газель» на манер «Ворона» По написал «новоявленный пятнадцатилетний мальчик-поэт», «Индюк» последовал за «Козодоем». Адвокат из Куинси, штат Иллинойс, переслал «Хорька» своему коллеге Аврааму Линкольну, который ответил жестко, но азартно: «Я никогда не видел «Ворона» По, и я прекрасно знаю, что интерес пародии почти полностью зависит от знакомства читателя с оригиналом. Тем не менее, в «Хорьке» достаточно всего, чтобы от души посмеяться».

Всем хотелось увидеть автора этого замечательного стихотворения. И тогда По устроил драматический вход в нью-йоркские салоны. В доме миссис Кэролайн Киркланд он встретился с «нью-йоркскими литераторами, ни один из которых никогда прежде его не видел», и его величественная осанка произвела «самое благоприятное впечатление». На собрание в доме врача Джона Фрэнсиса вошел По, «бледный, худой и очень серьезный на вид человек, чьи темные одежды и торжественный вид, вместе с церемонной серьезностью доктора, произвели зловещую тишину там, где за мгновение до этого царило веселье». Когда Фрэнсис объявил незнакомца – «Ворон!» – По «слегка поклонился, с неподвижным и, казалось, предчувствующим взглядом, как бы благодушно принимая навязанный ему образ».

Поэтесса Элизабет Оукс Смит впервые услышала стихотворение в исполнении Чарльза Фенно Хоффмана еще до того, как стал известен его автор. Оно так сильно на нее повлияло, что она «встала, прошлась и сказала ему: «Это сам Эдгар По»». Хоффман вкратце описал внутренний смысл «гениального произведения»: «Это отчаяние, бродившее над мудростью».

Стихотворение просочилось в общественное сознание. По словам Смит, По сказал ей: «О моем «Вороне» действительно много говорят. Я был в театре вчера вечером, и актер вставил слово «Nevermore». Это придало силу тому настроению, которое было выражено, и публика сразу же – он выглядел таким довольным, когда говорил – восприняла аллюзию».

К марту 1845 года По и его «Ворон» превозносили как Какбишь Васа и его мазь для волос. Стихотворение настолько ласкало слух, что его можно было использовать даже для продажи медицинского мыла.

Сомнительный «Доктор Ф. Феликс Гуро» продавал свой «несравненный порошок и чудесную греческую краску для волос» недалеко от дома По. Предупреждая покупателей о недопустимости «подделок», Гуро переделал стихотворение По для рекламы патентного лекарства – образцового мошенничества девятнадцатого века.

Хотя По продал его всего за десять долларов, стихотворение стало бесценной визитной карточкой. В письме своему старому другу Ф. У. Томасу По писал: ««Ворон» отлично «пробежал», Томас, – впрочем, для этого я его и писал. Такой же старт взял «Золотой жук». В конечном счете птица победила жука».

Молодой американец

Дебют «Ворона» был хорошо подготовлен нью-йоркской рекламной машиной. Всего за две недели до выхода стихотворения Лоуэлл опубликовал в Graham’s биографию По. Он позиционировал его с точки зрения главной проблемы молодых американцев: отсутствие подлинно национальной литературы.

Как и все его современники, сказал Лоуэлл, По[60] страдал от «аномального», беззаконного рассеяния американской литературы – литературные произведения Бостона, Нью-Йорка или Филадельфии «отличались друг от друга больше, чем различные диалекты Германии». Будучи, возможно, «самым разборчивым, философским и бесстрашным критиком образных произведений, писавшим в Америке», По мог создать подлинно национальную критику и проложить путь для подлинно американской литературы. Все, что ему было нужно, это «собственный журнал, где он мог бы продемонстрировать свои критические способности». На сегодняшний день «он заложил достаточно блоков, чтобы построить прочную пирамиду, но небрежно оставил их лежать невостребованными», разбросанными по периодическим изданиям страны.

В эссе Лоуэлла ранее фрагментарный По предстал целостным, состоявшимся автором со своим творчеством, рядом с привлекательным портретом. Друг По, Снодграсс, считал, что изображение довольно точное, хотя «в нем не хватает нервозности выражения, столь свойственной мистеру По». Лоуэлл сделал акцент на поэзии По, представив аналитическую силу как отличительную черту не только его критики, но и художественной литературы и стихов.

Биография Лоуэлла привлекла внимание других критиков. Маргарет Фуллер, бывший редактор журнала Эмерсона The Dial, ныне живущая в Нью-Йорке, отметила «откровенное, серьезное» эссе Лоуэлла и похвалила стихи По – «Заколдованный замок» и «К Елене» – за «настолько выдающуюся красоту мысли, чувства и выражения, что можно ожидать, будто жизнь, раскрывшаяся из такого бутона, имеет сладость и легкий блеск розы». Дайкинк предупредил читателей Morning News о вновь открытой силе в американской литературе: «Всякий раз, когда упоминалось его имя, оно сопровождалось комментарием, что По – выдающийся, гениальный человек». Хотя немногие «знали, что именно он написал», по мнению Дайкинка, «влияние ощущалось именно в безвестности».

Но вскоре занавес поднялся, и все узнали, кто за ним стоял. Дайкинк прославлял По как критика, который отделит оригинальные и подлинные произведения от «шарлатанской» литературы, обращая внимание читателей на расследования разгула плагиата в журналах. Доказывая точку зрения «Молодых американцев» о большем уважении к «иностранным» произведениям, один бостонский журнал перепечатал «Похищенное письмо» после того, как рассказ появился в Chambers’s Edinburgh Journal Чемберса, и Дайкинк в результате установил истину: рассказ американца «привлек гораздо меньше внимания на родине, чем за границей».

По принялся за заботу о «Молодых американцах». В своем рассказе он разоблачил эксплуатацию авторов – скандально низкую оплату, отсутствие контроля над публикациями, вымогательские прибыли, которые доставались издателям просто за владение печатным станком. Отсутствие международного закона об авторском праве толкало «самых лучших писателей Америки на службу журналам и рецензиям», владельцы которых постоянно перепечатывали произведения без указания авторства и в лучшем случае предлагали гроши за оригинальную работу просто для видимости – «не стоит (возможно, именно так и было задумано) позволять нашим бедным авторам голодать». Сильная американская литература нуждалась в мощной федеральной поддержке – как и любая другая растущая отрасль, как зарождающиеся науки и как технические изобретения, которые извлекали выгоду из государственного патентного права.

Знаменитость!

Союз По с «Молодыми американцами» вынудил его скорректировать некоторые позиции: после разбора очерков Корнелиуса Мэтьюса в стиле Карлайла и критики его длинной поэмы «Ваконда» в Graham’s, он теперь оправдывал свою «дерзкую и легкомысленную критику», полагая, что это был просто «повод для смеха». По также благосклонно отозвался о длинной поэме «Орион», написанной другом Мэтьюса в Лондоне Ричардом Хорном – членом круга Теннисона – и воздал хвалу Элизабет Барретт, еще одной из британских союзниц Мэтьюса. Тяжелое морализаторство Хорна сделало его виновным в преступлении «дидактизма», а переменчивые излияния По в адрес Барретт, за которыми следовали строгие оговорки, оставили ее в недоумении.

Какова