Ф. С. Сушков, державшийся вообще довольно пассивно на заседаниях совета правительства в течение всей осени, часто отсутствовал, теперь на этом заседании вел себя непримиримо в отношении Быча, резко протестовал против его уклона в украинство:

– Благодаря этим уклонам Л. Л. мы едва не сделались, без нашего ведома, подданными Украины…

А личный друг и школьный товарищ Л. Л. Быча, Н. И. Воробьев, безоговорочный, вместе с тем, сторонник Добровольческой армии, дал здесь волю своему негодованию и возмущению тайной дипломатией своего друга: – Добровольческая армия – братская нам организация, а на наших заседаниях мы слушали только сплошную ругань по ее адресу со стороны председателя и члена правительства по военном делам (Савицкого).

Л. Л. Быч был смущен создавшейся обстановкой, поэтому был сдержан. Он, оказывается, не допускал мысли, что представители армии могут уйти из рады. Он признавал свою ошибку, что вовремя не был представлен правительственный контрпроект организации объединенной власти. Он уверял, что все происшедшее в раде с выходом из нее генерала Лукомского является лишь простым недоразумением, что все можно уладить, создавши согласительную комиссию. По этому поводу он, Быч, уж беседовал с председателем рады и последний согласился сделать соответствующее предложение раде. По словам же председателя рады, настроение ее членов такое, что появление вновь в раде представителей Добровольческой армии будет приветствоваться.

В самой раде были также прения по вопросу, как уладить возникшее «недоразумение». Инициатива этих трений принадлежала, к сожалению, И. Л. Макаренко.

Я неоднократно останавливался уже на личности И. Л. Макаренко. Ему несомненно было свойственно понимание особенностей того тревожного времени, но, к сожалению, ему было свойственно одно неприятное качество: все бесконечно затягивать и как будто бы даже удовлетворяться сознанием лишь важности производимой работы и своей роли в ней, а не ее результатами. Получалось даже иногда впечатление, что для него последние совсем и не так интересны.

И вот Иван Леонтьевич Макаренко начал в раде с опровержения слухов, которые «множит» де жадная до сенсаций уличная толпа:

– Повсюду разносится звон о разрыве. Города и веси полны этих слухов. Кое-кто этому радуется.

– Никакого разрыва нет. Представители Добровольческой армии просто погорячились.

И. Л. Макаренко предложил раде избрать тут же членов согласительной комиссии, которая должна, совместно с представителями Добровольческой армии, разобраться в конфликте.

Рада согласилась и избрала тут же его, Макаренко, и других еще пятнадцать человек.

Добровольцы приняли идею «согласительной комиссии» и прислали своих пятнадцать членов во главе с 16-м генералом Лукомским, т. е. тем лицом, которое вызвало самый конфликт. Впрочем, в добровольческой делегации были и такие лица, как Нератов, Ковалевский.

В конференционном зале старого областного правления на Штабной улице произошли заседания этой согласительной комиссии.

Хозяева-кубанцы, по распоряжению все того же Макаренко, постарались придать соответствующую декорацию «переговорам» сторон. По всей лестнице, от входной до залы заседания, был разостлан ковер. Ковры в зале, три больших стола поставлены «покоем» и покрыты цветным сукном. Один стол для президиума, два других для делегаций, для каждой из них особый стол.

Президиум был сконструирован тоже особым образом: два председателя по одному от каждой стороны, которые председательствуют по очереди со строгим соблюдением ее; два секретаря, которые выполняют функции тоже по очереди, но в обратном порядке: при председателе-добро-вольце действовал секретарь-кубанец и наоборот.

Со стороны добровольцев председателем оказался генерал-лейтенант Лукомский, со стороны кубанской – хорунжий Макаренко. Секретарями были Ковалевский и Коробьин. На первом заседании сконструировались и разрешили вопрос, как будем производить голосование, и разошлись.

Потом потянулись нудные и полные безнадежности заседания комиссии. Было бы важно, чтобы хотя одна из них порой обнаружила искреннее желание договориться. Этого не было. Было желание склонить, если угодно, принудить противника к своей точке зрения.

Бычевский «союз» или Драгомировское «особое совещание» при генеральской диктатуре – вот две грани, от которой не отходило большинство каждой из двух групп.

В нашей кубанской стороне были представлены обе части: черноморцы и линейцы. С одной стороны Макаренко, Манжула, Воропинов, Кулабухов и др. С другой стороны Сушков, Долгополов, Коробьин, Скобцов и др., при большинстве, однако, за Макаренко с Манжулой с их друзьями.

Но тем не менее, если бы со стороны наших добровольческих контрагентов было бы обнаружено в какой-либо степени серьезное желание договориться, мы, – линейцы, – сделали бы все усилия, чтобы склонить раду к нужным решениям.

Но со стороны добровольцев и намека не было на это. Добровольческий «ригоризм» выпирал из каждого заявления генерала Лукомского. (Делал заявления от них именно генерал Лукомский.)

Присутствовавшие в комиссии штатские сотрудники добровольчества стремились лишь придать более эластичную форму угловатой аргументации своего лидера и других своих военных коллег.

Переговоры начались предложением договориться сначала об общей формуле соглашения о власти. Долго над этим бились, пока убедились, что дело вперед не подвигается. Тогда решили начать с частностей, и сначала последний метод будто имел успех, но это оказалось только видимостью его. Скоро снова уперлись в ту же добровольческую «диктатуру», как принцип, и в кубанскую «суверенность», как факт.

Имело место любопытное явление: перемена местами, как в кадрили. Спор шел о кубанском гражданстве, к слову сказать, тогда и позже еще не разрешенный самими кубанцами. Было поручено юристам Соколову – добровольцу, и Коробьину – кубанцу из «иногородних» выработать проект формулы. Те выработали, но явно неприемлемую для кубанцев формулу. Тогда разошлись на фракционные совещания, и в кубанской фракции была обсуждена и принята формула доктора

Долгополова, а добровольцы явились со своей формулой полк. Ковалевского, и – о, чудо! – для добровольцев оказалась более приемлемой долгополовская формула, а для кубанцев – добровольческая, составленная полковником Ковалевским. По-видимому, и те и другие единственный раз обнаружили желание пойти друг другу на уступки. Кубанцы поспешили присоединиться к формуле Ковалевского, но добровольцы – к формуле Долгополова. При голосовании добровольческой формулы присоединился к нам из добровольцев лишь сам автор ее Е. Е. Ковалевский, но этого оказалось достаточно, чтобы она прошла (все голоса кубанцев плюс Ковалевский).

Результат получился совершенно неожиданный. Добровольцы испугались своего успеха и были вне себя от принятой их же формулы по вопросу о кубанском гражданстве, вернее о положении «российских граждан» на Кубани. Было принято: «Российские граждане пользуются на Кубани на равных с кубанскими гражданами основаниях защитой закона». Как будто до этого постановления кто-то оспаривал это право у российских граждан? И вот, в силу ли сознательного решения или вследствие вспыльчивого своего характера, помощник главнокомандующего генерал Лукомский именно тут вдруг оскорбился на реплику с места из-за стола кубанцев (Махмуда), произнесенную в момент, когда кто-то из добровольческих ораторов назвал свою организацию «государством».