самого себя со стороны: он собирал на лугу цветы, в лепестках которых, как в зеркале, отражалась небесная лазурь.

Он собирал незабудки, не замечая, как по ладоням течет яркая теплая кровь – стебельки цветов больно ранили кожу, оставляя полосы кривых царапин, похожих на растущие листья травы.

Незабудки бурели прямо в пальцах, но Хидео продолжал свою монотонную работу, полностью игнорируя сильную боль в ладонях.

Взгляд наверх.

Вверху, в небе, громогласно раскатывался звучный дивный голос, от которого кровь стыла в жилах. Букет незабудок Хидео выбросил, как выкинул прежде свои воспоминания, которыми так дорожил. Брошенные, растоптанные, бурые незабудки истекали кровью, как тела многочисленных жертв, оставленных на обочине жизни.

Раздался щелчок пальцев.

Все погрузилось во мрак, не осталось никаких очертаний и ориентиров. Хидео полностью ослеп, но его уши слышали отчаянный крик Мичи, которая задыхалась в предсмертных агониях. Пение, которое он перестал замечать из-за его монотонности, смолкло, оставив после себя только этот душераздирающий крик.

Саднящими ладонями Хидео нащупал холодное тело, усеянное цветами.

Щелчок.

Снова зажегся свет, под руками все так же лежали незабудки, растоптанные ногой и истекающие кровью. Рядом валялась опрокинутая чаша. Глаза Хидео внимательно присмотрелись к ней: червонное золото, по виду чаша походила на святой грааль, как на многочисленных картинках в исторических и художественных книжках.

Машинально Хидео взял чашу в руки, с запоздалым удивлением поняв, что предмет может значительно уменьшиться в размерах, целиком умещаясь в слегка сжатой ладони.

Послышался громкий крик, переходящий в жуткий инфразвук и вызывающий отвратительную тошноту и желудочные спазмы внутри тела. Хидео и сам закричал бы, если бы горло не сдавил дикий, животный страх. Он закрыл уши руками, но этот неуловимый низкий звук буквально действовал на его подсознание подобно акустической пушке или психотропному веществу, разящему наповал.

Вдруг крик вернулся на нормальную частоту, а потом пропал вовсе. Хидео сжимал голову в панике и агонии, чувствуя, что сейчас умрет от боли. Однако боль ушла, и все вокруг вернулось на круги своя, позволяя Хидео расправить плечи и осмотреться – в последний раз.

Едва надежда на спасение мелькнула средь этого мрака, как все опять померкло.

День VI. Мы держимся

Хидео: то, что вселяет уверенность

Утром он собственноручно заварил травяной чай и плеснул туда столько успокоительного, сколько позволяла совесть. Осушив чашку несколькими глотками, Хидео устало сел на диван и схватился руками за голову. Даже после разговора с Мичи эти дурацкие сны не отстали от него, а разрослись до чудовищных масштабов, лишая его нормального отдыха и оставшихся нервных клеток.

Беглый взгляд в зеркало показал удручающий итог – под глазами расцвели темные полукруги, щеки глубоко впали, сделав лицо визуально уже. С бледностью кожи и осунувшимся лицом Хидео уже смирился.

Всем людям снятся сны, и часто они могут появляться несколько ночей подряд, друг за другом, живые и яркие, и никто от этого не страдает. Никто, кроме Хидео. Его сны были другими. Затягивая сознание Хидео в сновидение, возникшие образы пробуждали сознание, запирая его в клетке, из которой он сможет выбраться только в том случае, если просмотрит все до конца.

Вчера Мичи никак не приблизила его к разгадке тайны, но Хидео настолько устал думать об этом, что даже не мог злиться на нее. Он больше ничего не чувствовал – все эмоции, все мысли, все воспоминания, которыми он так дорожил, стерлись от многократного использования, выцвели под давлением неумолимо движущегося времени.

Хмурое утро за окном постепенно наливалось живительным светом, и Хидео стал медленно собираться в школу, с тупым равнодушием размышляя о том, какое сегодня расписание и чем он будет обедать. После всего, что случилось, ему было уже не важно, как пройдет следующий день – сутки больше не сменяли друг друга, ночь и день потеряли границы, сливаясь в одно непонятное «сейчас». В мире Хидео не существовало больше ни часов, ни дней недели, ни месяцев – лишь долгое, бесконечно долгое время, застрявшее в рамках неизвестных ему циклов.

Просыпаясь после очередного затяжного кошмара, Хидео почувствовал, что в ладони что-то есть. Осторожно разжав пальцы, он почувствовал вспышку боли – такое бывает, когда слишком долго и сильно держишь руку в одном положении. В раскрытой ладони Хидео нашел чашу с окровавленными изнутри стенками – красной краской на чаше были выведены причудливые узоры, чередующиеся с кровоподтеками. Хидео спросонья показалось, что это ему лишь снится, а потому он тут же сжал ладонь, чувствуя, как холодный металлический край чаши упирается ему в кожу. Вздрогнув от реального – физического – ощущения предмета, он сел, расправил руку и стал рассматривать чашу с неподдельным ужасом.

Ее не было, когда он ложился спать! Почему тогда он проснулся с ней? Откуда она вообще взялась?

Тревога острой тонкой иглой пронзила сердце, удивив сильнейшей волной боли. Лишь хлебнув ароматного горького чая, Хидео смог немного прийти в себя и успокоить шторм мыслей.

Направляясь к школе, он продолжал чувствовать на коже ладони острую чашу, которую давно уже спрятал в карман пиджака. Если это тот самый атрибут, о котором говорила Тамака, значит, нужно как-то с ней связаться, чтобы показать чашу и потребовать дальнейших объяснений. Интересно, какому архетипу может принадлежать чаша с кровью?

Кажется, этот образ Хидео видел во сне – может быть, тогда чаша и материализовалась в его ладони? Звучит как бред, но сколько он уже повидал непонятного за прошедшую неделю!

Оторвав взгляд от земли, Хидео заметил, как из дома выходит Лили. Вид у нее крайне раздраженный – впрочем, как и всегда. Хлопнув дверью, она вышла на дорогу и стала нервно оглядываться по сторонам. Хидео решил догнать ее – все равно в одну сторону идут.

– Рокэ-сан! – окликнул он, стремительно сокращая между ними расстояние.

Она обернулась, и Хидео увидел, как за несколько мгновений выражение ее лица успело быстро смениться: сначала – на воодушевленное, затем – на раздосадованное. Она чуть посторонилась, позволяя Хидео поравняться с ней.

– Тоже опаздываешь? – спросила она, не глядя на него.

– Да, – сказал Хидео, пожав плечами. – Глупо как-то выходит: я всегда точно знаю, во сколько мне нужно выйти, чтобы прийти вовремя, но все равно выхожу позже. Может, это нежелание идти в школу?

– Может, – беспечно ответила Лили, поправив рыжие волосы. – А может, ты до последнего не хочешь покидать дом.

– А ты почему опаздываешь?

– Как раз потому, что не хочу ходить в школу, – она смущенно улыбнулась.

Хидео вернул ей такую же неловкую улыбку.

– Если бы