Мари-Мадлен забавляла его манера взъерошивать свои седеющие волосы или гладить небольшого спаниеля, при этом невозмутимо о чем-нибудь рассуждая. Если даже забыть о приведшей их сюда цели, Мари-Мадлен импонировала непрерывно обогреваемая атанором лаборатория. Стены комнаты закрывались громоздившимися сооружениями из реторт, толстостенных колб, тиглей, змеевиков и перегонных кубов с коленчатым носиком, которые свистели, когда их еще горячими брали при помощи деревянных щипцов. Все это сверкало в неярком свете печи, будто на театральной сцене, рыжие отблески плясали на сосудах и пузырьках с ртутью, окрашивали светло-розовым свинцовые бруски, лежавшие на стеллажах рядом с толстыми книгами в закопченных переплетах, и гравюру на стене, изображавшую дракона в лесу - древний герметический символ.

— «Visita interiora terrae rectificando invenies occultum lapidem...»[124]- таково учение Валентина[125]. Он также учит, что первоматерия рассеяна повсюду, ее можно назвать душой любой субстанции, всегда уникальной и вечно тождественной себе сущностью. Это космический дух, универсальная квинтэссенция, откуда вышли все другие элементы...

— А что с ромашкой, учитель? - просунув голову в дверь, спросил Лоран.

— Ромашку ты, дружок, пересушил, так что будешь перебирать оставшуюся до вечера. Давай-ка повнимательней!

Воспользовавшись паузой, Сент-Круа спросил о загадочном алкагесте, которым якобы обладал Ван Гельмонт[126], приписывавший ему способность растворять все вещества: не является ли он всего-навсего азотнокислым аммонием?

— Отнюдь нет! Глаубер[127]тоже некогда возомнил, будто нашел универсальный растворитель, открыв сернистый натрий... Из книг об алкагесте можно составить целую библиотеку, но для начала нам надлежит кропотливо изучить лекарственные и токсичные свойства различных минералов...

— Мышьяка, - подсказал Сент-Круа, - а также азотной кислоты... И солей меди...

— Да-да, азотная кислота... Это был самый популярный растворитель для получения Древа Дианы из смеси двух металлов[128]. В древо можно затем вписать герметический символ вселенной, и на Валентиновом «Азоте» изображены двое адептов, беседующих под деревом с планетой на каждой ветке.

Он умолк и задумался. В полумраке лабораторий, в духоте запретных чердаков, в тайных подвалах ему мерещилось серое, развороченное, наполненное аллегориями девственное древо, рожденное от серебра и свинца.

Мари-Мадлен ушла в себя, помышляя исключительно о мышьяке, ртути и купоросе. Она знала, что Глазер получил новые отравляющие вещества и что его ученик Лемери[129]занимался не только растительными, но и минеральными ядами - в частности, солями сурьмы. Почему бы не использовать и те, и другие: опий наряду с сулемой, цикуту наравне с ляписом? Она вспомнила золотистый сумрак подлеска, где росли мухоморы с красными шляпками, огненно-рыжие рядовки в окружении собственных карликов и раздвоенные, грозные сине-зеленые сыроежки, когда-то давно показанные Масеттой.

Сент-Круа стоял перед атанором с лицом, погруженным в темноту. Меркурием его был не Зеленый Лев адептов и философов, а ртуть отравителей и шарлатанов. Он хотел получить золото, ни на миг не задумываясь о необходимости каких-либо духовных заслуг, и верил, что живое золото алхимиков порождает золото, точь-в-точь как одно зерно дает жизнь другому:

...прославленное злато,

Что в золото своих собратьев обращает...

— Но видите ли, - задумчиво продолжил Глазер, откупорив бутылку дорогого и крепкого юрского вина, - главный ингредиент в нашей алхимии - чистосердечие.

Мари-Мадлен не смогла сдержать улыбку и быстро взглянула на Сент-Круа, который, похоже, этого не заметил. Мистическая трансмутация человека его абсолютно не интересовала.

На улице выкрикнули двенадцатый час.

— У меня еще дела в лаборатории, - сказал Глазер.

Он всегда излучал безмятежность.

* * *

Хемлок очень хотелось бы узнать, с каких это пор за ней следят из глубины зеркал ядовитые растения. Желая узнать также множество других вещей, она тасует, раскладывает, перебирает карты. Таро говорит с ней на двойственном языке и, смешивая негатив с позитивом, как на плиточном полу в палаццетто Ченчи, ведет двойную игру взаимозаменяемых выпуклостей и вогнутостей. Предполагающий бесчисленные толкования Маг, оракул из оракулов, улыбается в углу из-под широкополой шляпы и косится с умудренным видом. Устремленная вперед безногая сине-желтая Смерть может также олицетворять длительность. Шесть кубков - это, безусловно, чаши со слезами, хоть и нельзя сказать, из-за чего они прольются. Карты показывают лишь то, что известно, и если не знаешь собственных желаний, то обнаружишь в предсказании только новые тайны, новые вопросы, порождающие друг друга, словно сплетающая символы зелено-красная вязь. «Мы приходим в этот мир с запечатанными приказаниями», - писал Кьеркегор.

Мари-Мадлен де Бренвилье послушно выполняла полученные приказы.

* * *

Отпустив Лорейяра на ночь, Сент-Круа вышел с Мари-Мадлен на улицу Пти-Лион. В холодном февральском воздухе пахло камнем - чем-то чужим и безжалостным.

— Когда нужно действовать решительно, мадам, ничто не сравнится с раствором мышьяковистой кислоты. Если же, напротив, следует придать видимость непонятной и неизлечимой болезни, лучше маленькими дозами, но ежедневно подсыпать в еду либо добавлять в клистир хорошо измельченный мышьяк. Но еще лучше отравить одежду: после стирки нижнюю часть рубашки смачивают раствором мышьяка, а затем высушивают. Внешне это совершенно незаметно, но живот и ляжки вскоре начинают кровоточить, и уже через пару дней образуются язвы, способствующие всасыванию яда...

— Да, я знаю о свойствах мышьяка: он часто применяется в составе соединений серы, реальгара или аурипигмента... Аурипигмент можно даже назвать «отцом» ядов! Все так... Но сернистые соединения обладают одним недостатком: они не растворяются в воде.

И затем, иронично щелкнув языком: