— Что?

— Стеклянную крышку.

не отвлекаться на тлен

— Зачем?

— Я должен отдать тебе кое-что…

не отвлекаться на тлен

— …Я — хранитель, а ты, дочь моя, воин…

важен сам принцип

— …В назначенный час Хранитель передает Воину оружие… Я подумал, так будет надежнее: без таможенного досмотра и прочее… Она там, под мощами, в чехле. Твоя катана. Вытаскивай.

Я не двигаюсь.

Он говорит:

— Подумай о своих мертвых друзьях. О своей мертвой сестре. О скорбях твоей матери.

Он говорит:

— Подумай, в конце концов, о себе. За тобой ведь придут. Всегда лучше иметь при себе на такой случай оружие…

Он говорит:

— Да ты просто боишься прикасаться к святым мощам адмирала?

Я киваю.

— Не бойся. Там в основном вата и тряпки. А под ними — чехол.

Я смотрю на темный, дымчато-серый клинок. Его сталь похожа на бархатную змеиную шкурку. Я смотрю на ее струистый узор и не могу шевельнуться.

— …Величайшая честь для меня передать тебе эту катану. Я делаю это так же, как в свое время отец Николай, царствие ему небесное, передал ее Надежде Руслановой. Это оружие, принадлежавшее древнему самурайскому роду. Этим оружием поражали демонов, духов и оборотней…

«Ты можешь быть тяжелым и мрачным — это нормально. Но, созерцая сны, будь легче перышка. Безусловно, практика сновидения требует целостности и серьезного отношения, но качество серьезности здесь несколько иное — это серьезность беззаботного смеха, каким смеется человек, которому не о чем беспокоиться в этом мире. Только при выполнении этого условия искусство видеть сны превращает их в сновидения».

Карлос Кастанеда, «Искусство сновидения»

«Если ты принял решение убить человека, не нужно изобретать окольный путь, даже если действовать без промедления очень трудно. Ведь ты можешь утратить решимость, упустить удобный случай и поэтому не достичь успеха. На Пути Самурая главное — непосредственность, и поэтому лучше всего броситься на врага сразу же».

Цунэтомо Ямамото, «Хагакурэ Бусидо»

ОБОРОТЕНЬ

Мы до сих пор живем вместе. Две наши берлинские квартиры — беленькие и чистые, как мы сами, стерильные, как мы сами, одинаковые, как мы сами, — в основном пустуют, мы используем их только для выполнения специальных заданий. А живем вместе с ней. Старуха не отпускает нас от себя. Она как паук. Она как ребенок. Боится остаться одна в темноте.

Я открываю входную дверь и захожу в коридор. Нас двое, мы сильные, мы занимаемся спортом, потеем и бреемся, и мажем кожу лосьонами, и пользуемся дезодорантами, одеколонами, гелями… Но ее запах сильнее. В нашем доме всегда пахнет гнилью и старостью. Ее гнилью и старостью.

— …Алло, это ты? — Голос Эрика звучит за стеной, приглушенно и сдавленно. — Я же просил тебя не звонить, — он переходит на шепот, — это очень опасно, они тебя ищут!

Я снимаю ботинки и ставлю их рядом с такими же ботинками Эрика. Я крадусь босиком. Во всем мире у Эрика нет ни одного человека, кроме, возможно, меня, за которого он стал бы всерьез беспокоиться. Притворяется?

— …Это очень опасно, они тебя ищут!

Нет, он и правда встревожен.

— …они тебя ищут!

Когда фраза повторяется трижды, я, наконец, понимаю, в чем дело.

Это не Эрик.

Это я сам говорю.

Мой голос записан на пленку. И кто-то прокручивает ее снова и снова, там, за стеной, то пропуская сразу по несколько реплик, то застревая в тех местах, где слышимость хуже.

— Зачем ты зв… Что-то случи ак жаль… дсказание. Я знаю, что это будет за огонь. Я слишком хор… Антворт. «Победи депрессию». Безобидное вещество без цвета и запаха. Оно может уничтожить всех за пару недель. Всех, кто мешает. Всех, ког… … навидят. За пару недель оно уничтожит две трети земного шара. И эти люди, они даже не смогут убежать, они не захотят убегать, потому что им будет так хорошо! Так же хорошо, как было твоей сест… лые страны умрут от этого бесцветного счастья…

Я понимаю, что там, за стеной, они сидят рядом и слушают вместе мой голос. Торопливый, захлебывающийся.

— …Миллионы счастливых мертвецов. После этого их останется только сжечь…

Они прокручивают его, ковыряют, пинают, ускоряют, задерживают…

— …Очистительный огонь. Чтобы мир возродился снова, изо льда и огня, другой, чистый. Ты плач… поч… нет, я так не дум… поел… люб… я так по т… училс… пожал…

Мой голос сливается в одно сплошное чириканье, визг ускоренной перемотки. Я прислоняюсь к стене. Я вдруг узнаю. Такое забытое чувство. Холодное, скользкое — как будто случайно проглотил дождевого червя, и он теперь обживается там, у тебя в глубине, изучает твои влажные полости…

Я вдруг узнаю. Ведь так уже было.

…Мне одиннадцать. Мои вещи свалены на пол. Она в них рылась. Нет, они рылись вместе. Она же слепая, он, конечно, ей помогал. Они нашли мой рисунок. Мою собаку с большими белыми крыльями…

Когда нам с Эриком исполнилось восемь, Старуха подарила нам на день рождения щенка. Овчарку. Она сказала, этот щенок будет нашим первым заданием. От нас требовалось выдрессировать его — так, чтобы он слушался беспрекословно. И только нас. Только Эрика и меня.

Это нам удалось. Через три года у нас был идеальный пес, который знал все команды, который скорее издох бы от голода, пуская слюни над миской с сырой говядиной, чем стал бы есть ее без нашего позволения, и который, кажется, искренне полагал, что во всем мире есть только два живых существа, достойных любви и внимания, — Эрик и я. Всех остальных он просто не замечал — либо воспринимал как врагов, если ему казалось, что они могут причинить хозяевам вред.

Он боялся Старуху — хотя и старался не подавать виду. Он не смотрел в ее сторону, но, когда она была рядом, у него на загривке топорщилась шерсть и учащалось дыхание.

Когда нам с Эриком исполнилось одиннадцать, Старуха сказала, что пора, наконец-то, проверить, как мы справились с нашим заданием. Она уставилась на нас своими слепыми глазами и сказала:

— Я жду представления.

Мы показали ей все, чему его научили, он выполнял наши команды безукоризненно и ждал от нас похвалы, а мы ждали похвалы от нее.

Она похлопала своими сухими ладошами и сказала:

— Неплохо. Но пусть он выполнит еще кое-что. Еще одно упражнение.

Мы вышли на улицу.

Она приказала нам усадить пса у входа, а самим идти в разные стороны. Он был спокоен. Он сидел смирно. Он умел ждать. Ведь «ждать» — это просто, это просто команда, одна из многих…