«Я не смогу сделать этого с ним», – как громом поразила меня мысль, и я остановилась как вкопанная. Я могла повлиять на него, не вопрос. Но он был так откровенен и открыто враждебен, что вложи я в него иные мысли сейчас, его удивительная метаморфоза вызвала бы подозрения. И все бы поняли, что я могу проделать подобное с любым из них. Они и сейчас меня побаивались, но тогда у них появится достаточно причин что-нибудь по этому поводу предпринять.

Майкл уставился на меня, тяжело дыша. В мгновение ока за моей спиной возникла Оливия со скрещенными на груди руками.

Облизнув губы, он двинулся вперед, так чеканя шаг, что старое охотничье ружье загромыхало.

– Да брось, старичок, – сказал другой подросток в белом, хватая его за плечо. – Давай останемся.

Майкл пожал плечами, сбрасывая его руку, направился было к двери ангара, но повернулся к Бретту.

– И ты туда же, да?

– Когда дела плохи, кто-то же должен с ними разобраться, – спокойно ответил тот.

За Майклом ушли только пятеро ребят из восьми – не сказав ни слова, не взяв ничего из кучи с припасами, не пожав рук, тянущихся к ним в безмолвном прощании. И только один из них оглянулся на меня посмотреть.

Я видела развернувшийся в его сознании план, словно он открыл книгу и переворачивал для меня страницы. Вернуться в лагерь ночью, следующая страничка, пробраться на склад, следующая страничка, разрядить все обоймы в спящих детей, следующая страничка, и они пятеро уносят все припасы, что мы занесли внутрь.

Позвоночник напрягся, наливаясь сталью. Качнув головой, я стерла этот план.

– Кто-нибудь еще? – спросила Оливия, всматриваясь в лица перед нею. – Нет? Хорошо. Тогда приступим к работе.

Прежних обитателей Белого шатра разместили рядом с припасами, вокруг для тепла расставили полыхающие мусорные баки. Когда я протиснулась через это кольцо, Толстяк, сгорбившийся над плечами Вайды, поднял на меня глаза. Запах дыма воскрешал одно мрачное воспоминание за другим. Я глубоко вздохнула, прижимая руку ко рту, пока лицо Мейсона, всплывшее в моем сознании, не исчезло, и осторожно переступила через спящих детей. Толстяк уложил их в два ряда, но на этот раз не сваливал друг на друга.

– Ну ты и отстой! – брюзжала Вайда. – Что, забыл свой скребок в машине? Плесни сверху воды и оставь меня в покое.

Она сидела, скрестив ноги, перед Толстяком, локти уперлись в колени, лицо прижато к ладоням. Теперь каждый раз, глядя на нее, я содрогалась при виде ужасного напоминания о прошлой ночи. Когда мы вернулись на склад, стало очевидно: длинные волосы Вайды спасти не получится. К счастью, она смогла потушить огонь прежде, чем он добрался до кожи головы, но синие пряди обуглились и свисали неровными клочьями. Бросив один-единственный свирепый взгляд на себя в осколок зеркала, она взяла маленький ножик, который Джуд притащил из хранилища, и обкорнала свою шевелюру. Теперь волнистые волосы закручивались на уровне ушей и подбородка.

– Скребком получилось бы быстрее, – пробормотал Толстяк. – Полагаю, однако, ты не откажешь себе в удовольствии сохранить кожу на спине.

Он слизнул выступивший над верхней губой пот. Кропотливый процесс удаления обугленных кусков рубашки из ожога на плечах начался более часа назад, и мы все, мучаясь, слушали, как Толстяк пытался дезинфицировать поврежденную область.

– Отвали от меня! – прошипела Вайда. – Воняешь, как немытая задница.

– Как дела? – спросила я, присаживаясь рядом с ним.

– Могло бы быть лучше, – пробормотал он. – Могло бы быть хуже.

– Я точно тебя прикончу, – процедила Вайда, дрожащим от боли голосом, – прям щас.

Пинцет в руке Толстяка на мгновение замер. Он откашлялся, а когда снова заговорил, голос звучал сухо и холодно.

– Пожалуйста. Если это означает отделаться от тебя хотя бы на пять минут, я с удовольствием.

– Могло быть намного хуже, – поправила я его, снова оглядываясь вокруг. – У меня есть список лекарств, который ты дал Джуду, но, может, ты хочешь, чтобы я поискала для тебя что-нибудь еще?

Толстяк снова опустил тряпку в воду.

– Стерильную марлю для ее ожогов, любое дезинфицирующее средство, вроде спиртовых салфеток… аптечки первой помощи, если они у них, конечно, есть.

– А как насчет других лекарств? – с нажимом спросила я, заставляя себя не смотреть на неподвижное тело Лиама. – Что-нибудь от воспаления легких?

Закрыв глаза, Толстяк потер лоб тыльной стороной ладони.

– Больше действительно ничего, лекарства помогут, только если это бактериальное воспаление легких. Если вирусное, и все уже так плохо, я даже не уверен, поможет ли внутривенное вливание.

– Больше ничего… даже в твоей книге?

Толстяк настоял на том, чтобы вернулись в машину за каким-то медицинским справочником, который дал ему отец, чтобы перепроверить список лекарств.

Парень покачал головой.

Я почувствовала, как в горле вспыхнул крик. НЕ ОН. Не Лиам. Пожалуйста, не забирай его тоже. И я задумалась: чувствовали ли именно это все родители, когда существование ОЮИН открыто признали, а им сказали, что в девяносто восьми процентах случаев их дети умрут, что бы они ни предпринимали.

– Когда выдвигаешься? – спросил Толстяк. – И кто идет с тобой?

– Через пару часов, – ответила я. – Берем почти всех из охотничьих групп, но несколько ребят останутся с вами. И Вайда.

Картина перестрелки в мыслях того парня заставила меня обеспокоиться, как бы и другие не стали вынашивать планы вернуться ночью в свой прежний дом. Если они окажутся настолько глупы, чтобы попытаться, то за труды им гарантированы серьезные травмы и другие болезненные последствия.

– И как это должно утешить? – поинтересовался он.

Вайда потянулась назад, пытаясь стукнуть его по любому месту, до которого достанет.

– Все, хватит! – объявила она, вскакивая. Полосы рубашки, которые Толстяк нарезал, чтобы замотать ей ожоги, посыпались с его коленей, когда он бросился было за ней. Мы наблюдали, как девушка, спотыкаясь, выскочила из огненного круга. И с каждым ее неуклюжим движением глаза Толстяка сужались. Когда Вайда растворилась среди других детей, толпившихся вокруг нас, он медленно повернулся ко мне.

– Да, – кивнула я. – Ты должен пойти за ней.

Парень недоуменно приподнял брови.

– Она может подхватить заражение, – напомнила я ему.

– Она и святого до греха доведет. Вроде нанесения десятка смертельных колото-резаных ран.

– Хорошо, что ты не святой.

Толстяк встал, подталкивая полотенце и ведро с теплой водой ко мне, и показал на ряды больных детей за нами.

– Вернусь через пять минут. Хочешь помочь – попытайся их напоить.