— Нет, Престон, останься, — приказала Тиффани. — Я хочу показать тебе, что я делаю, и, если тебя спросят об этом, ты сможешь рассказать правду.

Стражник молча кивнул. Тиффани не уставала ему поражаться. Она поставила одно из вёдер рядом с плитой, опустилась на колени, погрузила одну руку в ледяную воду, другую прижала к камню и прошептала про себя: «Главное — равновесие».

Ей пришла на помощь ярость. Просто диву даёшься, сколько пользы от ярости, если приберечь её до того часа, когда она на что-нибудь да сгодится, — в точности так, как Тиффани объясняла Летиции. Молодой стражник ахнул: над ведром заклубился пар, а потом вода закипела.

Престон вскочил на ноги.

— Я всё понял, госпожа! Я унесу ведро с кипятком и принесу другое, с холодной водой, ага?

Прежде чем в усыпальнице повеяло зимним холодом, понадобилось опорожнить целых три ведра с кипятком. Тиффани поднималась по лестнице, чуть ли не стуча зубами.

— Моя бабушка многое отдала бы за такое умение, — прошептал Престон. — Она всегда говорила, что мёртвые жары не любят. Ты влила в камни холод, да?

— Вообще-то я забрала тепло из камня и воздуха и переместила его в ведро с водой, — объяснила Тиффани. — Это не совсем магия. Это просто… навык. Для этого надо быть ведьмой, вот и всё.

Престон вздохнул.

— Я лечил бабулиных кур от закупорки зоба: вскрывал курицу, вычищал всё лишнее и зашивал её снова. Ни одна курица не погибла. А потом ещё маминого пса телега переехала. Я всё собрал и затолкал в него обратно, подлатал беднягу — и он теперь жив-здоров, вот только ногу его я спасти не смог. Но я вырезал ему деревянный костыль, закрепил на кожаных ремешках, все дела, так он до сих пор за телегами носится!

Тиффани постаралась, чтобы голос её звучал не слишком скептически.

— Резать кур, чтобы вылечить закупорку зоба, бесполезно, — возразила она. — Я знаю одну поросячью ведьму, она и кур лечит, если надо, но у неё так никогда не получалось.

— Наверное, она просто не знает про кручёный корень, — бодро заявил Престон. — Если смешать его сок с блошиной мятой, всё в мгновение ока заживёт. Моя бабуля здорово в корешках разбиралась, она и меня научила.

— Что ж, — отозвалась Тиффани, — если ты способен зашить желудок у курицы, так, наверное, даже разбитое сердце залатать сможешь. Слушай, Престон, а почему ты не пойдёшь учиться на доктора?

К тому времени они уже стояли у баронского кабинета. Престон постучал в дверь и открыл её, пропуская Тиффани внутрь.

— Вся беда в том, что доктору после имени надо такие особые буквы ставить, — прошептал он. — И эти буквы ужасно дороги. Ведьмовству, может, и бесплатно учат, госпожа, а вот если буквы нужны, так гони монету!

Тиффани вошла: Роланд стоял лицом к двери, и рот его был битком набит проговорками, что сталкивались друг с другом в отчаянных попытках не прозвучать вслух. Однако ему удалось-таки произнести:

— Эгм, госпожа Болен… то есть Тиффани, моя невеста уверяет меня, что мы все стали жертвами магического заговора, направленного против вашей достойной особы. Я надеюсь, вы простите нам это недоразумение; надеюсь, мы не причинили вам слишком серьёзных неудобств, и позволю себе отметить, что меня отчасти утешает тот факт, что вам явно удалось без труда выбраться из нашей небольшой темницы. Эгм…

Тиффани хотелось заорать: «Роланд, ты разве не помнишь, как мы познакомились? Мне было четыре годика, а тебе семь, и мы бегали в одних рубашонках и играли в пыли? Ты мне был куда больше по душе, когда не изъяснялся, как какой-нибудь старик-стряпчий, которому словно метлу в зад воткнули. Можно подумать, ты тут перед народным собранием выступаешь». Но вместо того она просто спросила:

— Летиция тебе всё рассказала, да?

Роланд явно сконфузился.

— Я подозреваю, что рассказала она мне далеко не всё, но она была очень откровенна. Более того, чрезвычайно эмоциональна. — Тиффани сдержала улыбку: судя по виду бедняги, он начинал понемногу понимать суровую реальность семейной жизни. Роланд откашлялся. — Она говорит, мы стали жертвами некоего магического недуга, который в настоящий момент заточен в книге в Кипсек-холле? — В конце фразы явно прозвучал вопрос. Не приходилось удивляться, что Роланд сбит с толку.

— Да, это так.

— И… по всей видимости, теперь всё в порядке, потому что она вытащила твою голову из ведра с песком. — На этом месте Роланд совершенно запутался, и Тиффани его не винила.

— Пожалуй, здесь в рассказ вкрались некоторые неточности, — дипломатично отвечала она.

— А ещё Летиция сказала мне, что намерена стать ведьмой. — На этом месте Роланд слегка пригорюнился. Тиффани ему посочувствовала, но не слишком.

— Ну, мне кажется, врождённые способности у неё есть. А уж станет ли она их развивать, зависит только от неё.

— Прямо и не знаю, что скажет её мать.

Тиффани расхохоталась.

— Ну, ты можешь сообщить герцогине, что королева Маграт Ланкрская — ведьма. Это ни для кого не секрет. Безусловно, королевские обязанности для неё на первом месте, но что до зелий и снадобий, здесь ей равных нет.

— Правда? — поразился Роланд. — Король и королева Ланкра милостиво соизволили принять наше приглашение на свадьбу.

Тиффани прямо-таки читала его мысли. В этой причудливой шахматной партии под названием «знатность и титулы» настоящая, живая королева — самая сильная фигура, так что герцогине придётся низко приседать перед нею в реверансе до тех пор, пока в коленках не щёлкнет. Тиффани уловила проговорку: «Как это, признаться, прискорбно!» Удивительное дело, Роланд даже в мыслях соблюдал осторожность. Однако короткой усмешки он не сдержал.

— Твой отец вручил мне пятнадцать анк-морпорк-ских долларов чистым золотом. Это был подарок. Ты мне веришь?

Поймав её взгляд, Роланд не задержался с ответом: — Да!

— Отлично, — кивнула Тиффани. — Тогда выясни, куда делась сиделка.

Но какая-то небольшая часть метлы, по-видимому, всё ещё торчала в Роландовой заднице, когда он уточнил:

— Как думаешь, отец вполне понимал ценность своего подарка?

— Голова у него была ясная как день вплоть до самого конца, и ты об этом знаешь. Ты можешь доверить ему точно так же, как и мне, так что поверь мне сейчас, когда я говорю тебе: мы с тобой сыграем свадьбу.

Тиффани в испуге прикрыла рот ладонью, но поздно. Откуда пришли эти слова? Роланд потрясённо глядел на неё, и ровно те же чувства обуревали и её саму.

Роланд заговорил первым — громко и решительно разгоняя тишину:

— Я не вполне расслышал, что ты сейчас сказала, Тиффани… Должно быть, ты так много работала в последнее время, что усталость взяла верх. Думаю, мы все почувствуем себя куда счастливее, если будем знать, что ты как следует отдохнула. Я… люблю Летицию, ты же знаешь. Она не слишком, ну, сложная натура, но я ради неё всё что угодно сделаю. Когда она счастлива, счастлив и я. Я ведь, по большому счёту, не очень-то привык быть счастливым. — По щеке его поползла слеза, и Тиффани машинально протянула ему относительно чистый платок. Роланд взял его и попытался высморкаться, рассмеяться и заплакать одновременно. — А к тебе, Тиффани, я привязан — очень, очень привязан… но у тебя же всегда в запасе носовые платки для всего мира. Вот ты — умная. Нет, не качай головой. Ты — умная. Я помню, однажды, когда мы были моложе, тебя завораживало слово «ономатопея». Ну, звукоподражание, когда название или слово создаётся на основе звука, как, скажем, «кукушка», или «жужжать», или…