Молодец! — сказала Ева. — Высунь немного язык… Вот так. Смотри, как надо целоваться.

Хрустов пробежался, догоняя Диму. Он был грустен и задумчив.

— Знакомая? — спросил Дима.

— Нет, так. Прохожая. Какие у меня здесь могут быть знакомые.

— Как это — прохожая? Что, вот эта… с такими ногами?

— Да. Зацепил, зажал, потискал немного. А что ты так удивляешься?

— Подожди, — Дима остановился и нашел глазами глаза Хрустова, — что ты тут грузишь, как это, зацепил-зажал?!

Хрустов вздохнул и огляделся, выбирая. Молодая женщина с большой хозяйственной сумкой не успела понять, что происходит. Ее дернул за руку и прижал к себе немолодой высокий мужчина. Со словами «Ну до чего же ты хороша!» он расцеловал ее в обе щеки и оттолкнул от себя.

— Приблизительно так. — На Диму он смотрел совершенно серьезно, с оттенком снисходительности. — Твое присутствие заразительно, — решил объяснить свое поведение Хрустов.

— Ну ты даешь! Я тоже сейчас…

— Не надо! — Диму взяли за руку повыше локтя. — У тебя так не получится. Мы потом не сбежим. Придется жениться!

На часах — половина первого. Ева Николаевна второй час копается в машине. Рядом сморкается инспектор Илья Ильич и рассказывает пошлые анекдоты оперуполномоченный Груздев, а попросту — Груздь.

— Водку пьете? — спросил он Еву. Она, задумавшись, смотрела сквозь него в открытые двери гаража и не ответила.

Гараж был милицейский. Машину пригнал Груздев, у которого на каждое слово имелся анекдот.

— Кстати, про водку! — обрадовался опер. — Едет один банкир ночью по городу и видит — стоит на проезжей части бутылка водки. Не остановлюсь, думает, засада!

— Значит, вас вызвали ночью в дом мэра… — задумалась Ева. — А тогда, ночью, машину осматривали?

— Едет он дальше!

— Я Осматривал, — кивнул Илья Ильич. — Поверхностно.

Ева села на маленький складной стульчик, вытирая руки тряпкой.

— А на проезжей части стоят две бутылки!

— Слушай, Груздь, сходи-ка ты, правда, за бутылкой. Загибаюсь. — Илья Ильич наконец чихнул и вытирал слезы.

— Сейчас. Он притормозил так…

— А лучше коньячку, — сказала Ева, доставая пачку сторублевок.

— Один момент! — Он убежал очень быстро.

Ева обвела взглядом стоящую перед ней иномарку. Где это может быть? Ведь Хмара не мог запрятать блок так, чтобы разбирать, доставая его, машину на запчасти!

— Ты почему в органах? — спросил вдруг Илья Ильич.

— Больше ничего не умею делать, — вздохнула Ева.

— Ничего себе!.. Больше ничего. Вот ты сейчас злишься?

— Почему? Нет, не злюсь. Просто решаю задачку.

— А если не найдешь, разозлишься?

Ева повернулась к стоящему сзади инспектору и посмотрела на него внимательно. Илья Ильич аккуратно складывал платок.

— А я как разозлился! Меня даже пот прошиб, вот как! Куда я только это не тыкал. Никуда не подходит! В силу неизвестности предмета я решил его пока конкретно не описывать и не применять в качестве улики. — На протянутой Еве ладони лежал небольшой, похожий на пейджер предмет.

— Спасибо. — Ева встала, забрала блок и пожала горячую руку. — У вас температура. Хотите, вместе послушаем?

— Упаси боже! — Илья Ильич замахал руками, открыл рот, некоторое время стонал, набирая воздух, потом оглушительно чихнул. — Два года до пенсии. Да! Ты коньяк его не пей. Гадость, постарается по дешевке в киоске цапнуть. И на закуску обязательно принесет икру. Отвратительное сочетание. Пошли лучше ко мне обедать.

— В силу сложившихся обстоятельств… — начала Ева и засмеялась. — Времени в обрез. Меня дома дети ждут, а еще с этой дамочкой разговаривать.

— Тебе спешить некуда. — Илья Ильич грустно кивнул, заметив удивление Евы. — Аэропорт закрыт. Специальное распоряжение. Вся военная техника отбыла конкретно в военные части. Твой самолет тоже улетел. Он приписан к десантникам, его отправили в военную часть возле Иликура. Конечно, если ты до Иликура доберешься и покажешь распоряжение московского начальника военного округа, тебе его отдадут. Но проще подождать два дня. Будет гражданский самолет. С двумя пересадками авось доберешься.

— А что это такое происходит?

Военные отсоединяются, — коротко объяснил инспектор, опять замахал руками, набирая воздух, но не чихнул, — будут свободными и независимыми.

— Это же бред!

— В силу сложившихся обстоятельств данным словом можно охарактеризовать любое проявление политической активности.

— А до Иликура — на поезде? Илия Ильич покачал головой:

— Нет. Поезда не ходят, всесоюзная забастовка на три дня. Часа за четыре, может, доберешься на телеге. Ты глазищи не таращи, у меня от твоих глазищ мороз по коже.

— Это не от глазищ, это от температуры! Где я возьму телегу?! Да вот же, автобусы ездят, машины!

— Телегу я тебе найду, а на машине ты туда не проедешь. Дожди шли сильные. Дорогу развезло. От Подпяток ничего не проедет, кроме телеги. Ехать лучше на ночь, ночью местные боятся и не высовываются. А оружие у тебя есть.

— Где я? — спросила на всякий случай Ева.

В силу сложившихся обстоятельств, избегая ненормативной лексики, могу сказать, что мы все в одном и том же.

Длинная палочка сандалового дерева тлеет на керамической тарелке. Удушающий запах от тонкой струйки дыма, спертый воздух с примесью дорогих духов в небольшой, заставленной мебелью комнате. Ирина Акимовна сидит в огромном кресле, как в пещере, завернувшись в атласный халат. Она обхватила и крепко прижала к себе колени, устроив на них острую мордочку с большими глазами. Ева сидит напротив.

— Пьешь? — спросила вдруг Ирина, чуть пошевелив голыми пальцами ног.

— Пью, — пожала плечами Ева, — сейчас не хочу. Хочу поговорить.

Ирина вздыхает, закрывает глаза, отчего ее лицо словно гаснет, и надолго замолкает. Ева тоже не спешит с вопросами.

— Куришь? — спрашивает Ирина.

— Редко. Хорошую слабую травку.

— Вот — бесконечная звезда. Она не светит, она тлеет. И загореться не умеет. Судьба? Бессмертна навсегда… — Ирина открыла глаза и спросила, приглушив голос:

— А ты из какого отдела?

— Особо тяжкие, — с облегчением вздохнула Ева. Она перепугалась, что Ирина Акимовна впадет в истерику или захлебнется стихами, изображая накатившее вдохновение.

— Странно. При чем здесь органы внутренних дел? Мой охранник из ФСБ.

— Был, — уточнила Ева. Они помолчали.

— Как ты отбиваешься от мужиков? — вдруг поинтересовалась Ирина Акимовна.