Марципало покосился на мрачных, как обобранные вкладчики, шоферов в черных джипах. Нейман всегда обставлял свои визиты в Москву с помпой — джипы, охрана в черных костюмах, светские рауты в честь приезда благодетеля.

— Легок на помине, — шепнул Ровенский, глядя на Неймана, плавно перемещающегося по гулкому коридору, украшенному лепниной, деревянными панелями. Интерьер некогда призван был подчеркивать незыблемость советской науки, но с того времени он сильно поизносился, как и сама наука.

По оба плеча Неймана маячили здоровенные и тупорылые охранники, глядевшие на сотрудников фонда «Технологии, XXI век» как на потенциальных киллеров и решавшие про себя трудную задачу — то ли раздавить их, как клопов, то ли побыстрее спрятаться, если те ненароком вытащит из кармана оборонительную гранату «Ф-1».

— Здравствуйте, Николай Валентинович, — распахнул объятия вечно дыбящийся, обаятельный, как профессиональный мошенник, Саша Нейман.

— День добрый, — без особой радости кивнул Марципало.

— И вам, Семен Иосифович…

— Пионерский привет, — кивнул Ровенский.

— Ну, как поддержка отечественной науки? — поинтересовался американец.

— Терпимо, — произнес Марципало.

— А как торговля ядерным топливом? — полюбопытствовал Ровенский.

— Это в прошлом, — по челу Неймана скользнула легкая тень.

— Ну да. Все хорошее быстро кончается…

Саша Нейман недавно принял активное участие в ядерном проекте по сбыту за бесценок российского ядерного топлива. Видимо, в дележке по понятиям Саша знал толк, поскольку министр атомной промышленности в докладной записке рекомендовал именно российскую фирму и ее американского двойника «АЛТ-групп» для многомиллиардной сделки века, потому что — и как бумага стерпела — ООО «Поиск» хорошо зарекомендовало себя в коммерческой издательской деятельности трудов Академии наук. Буклеты Саша действительно делать научился, поэтому созрел и для ядерной сделки. В России вообще как-то очень легко проходили такие вещи. В Америке фирму Неймана «АЛТ-групп» включили в число организаций с сомнительной репутацией, а ее хозяина не пускали в приличные дома, здесь же он ногой открывал двери в кабинеты высокопоставленных правительственных чиновников и руководителей Академии наук.

— Слышал, дела-то в последнее время с внедрением идей не очень, — лихо перевел Нейман мимолетный коридорный разговор в нужное русло. Улыбка на его лице стала сочувствующей.

— На хлеб хватает, — отмахнулся Марципало.

— Хлеб? Плебейство, Николай Валентинович. Должно хватать и на икру.

— И на рябчиков, — поддакнул Ровенский.

— Вот именно, — кивнул Нейман. — Как насчет того, чтобы обсудить эти проблемы в более располагающей обстановке?

— В другой раз, — сухо пообещал Марципало.

— Ну смотрите… Сколько их еще будет, этих разов, — улыбка Неймана стала теперь усталой, как при общении учителя с непослушными детьми.

Он неоднократно ненавязчиво предлагал свое участие в деятельности фонда «Технологии, XXI век». При этом у него явно прослеживалось желание снять сливки, зато не было никакого намека на готовность входить в рискованные расходы. А на риске и держится этот бизнес. Несколько раз, когда начинало пахнуть деньгами, этот падалыцик, хлопая крыльями, возникал на горизонте. Приходилось принимать действенные меры, чтобы его отваживать.

— Чего, пакетики все разнесли? — Ровенский кивком указал на дверь вице-президента Академии наук, из которой Нейман только вынырнул.

— Злые языки, — поморщился Нейман.

— Страшнее пистолета, — завершил цитату Ровенский.

— Ну да… Язык до киллера доведет, — осклабился Нейман и снова обратился к Марципало: — Подумайте, Николай Валентинович.

— Обязательно.

Сашины пакетики — это была притча во языцех в Академии. Нейман каждый визит в Россию уже седьмой год начинал с обхода кабинетов всех имеющих вес академических руководителей. Каждому вручался свой пакетик с зелененькими бумажками. Толщина его зависела от должностного положения получателя и от степени их близости. Некоторым пакетики вручались очень толстые. А у избранных пухли счета за рубежом.

Вежливо распрощавшись с конкурентами, Нейман двинул дальше по коридору.

— Когда говорят, что на науку выделяют мало денег, это неправильно, — сказал Ровенский. — Это если на всех делить — то мало. А если на ограниченный круг лиц, то очень даже кучеряво можно жить.

— Ничего не поделаешь, — сказал Марципало, выруливая к широкой парадной лестнице.

— Для меня был шок, когда оказалось, что среди столпов науки, академиков, ворюг еще больше, чем среди торгашей.

— Преувеличиваешь.

— Если бы… Дело в том, что многие из них проложили себе дорогу по черепам. Научный карьеризм ничем не отличается от обычного, чиновничьего. Есть, правда, подвижники, которые по заслугам получают почести, настоящие столпы.

— А есть администраторы, и таких большинство, — завершил мысль Марципало. — Это вполне естественно.

— А науку двигают одержимые… Хороший костюм и металлокерамические зубы редко сочетаются с одержимостью.

— Ладно… — Марципало посмотрел на свои швейцарские часы — сталь с золотом, вместо стекла сапфировый кристаллит, которые приобрел в прошлом году в Париже за одиннадцать тысяч долларов. — Пора. Нас уже ждут.

Они поднялись на третий этаж и остановились перед тяжелыми двустворчатыми дверьми вице-президента АН России академика Ачарова.

— Разрешите, Владимир Георгиевич? — постучав, осведомился Марципало.

Ачаров был в Академии не в фаворе, секретарша ему положена не была.

Кабинет был огромный — тяжелая мебель, тяжелые портьеры, высокие лепные потолки, шкаф, заполненный кожаными переплетами книг. Компьютер с плазменным экраном — это из современности, из наших времен. Этот кабинет знал гигантов… Но и директор института прикладной механики академик Ачаров тоже был из старой плеяды мамонтов, беззаветно преданных науке, основатель серьезнейшей научной школы, один из тех, кто прорубил окно в космос. Да и внешне он походил на мамонта — пожилой, но еще мощный, широкоплечий, с громадными ручищами человек. Проницательные, всепонимающие глаза. Да, штучный экземпляр. Таких уже нынче не производят.

Академик предложил присесть в углу кабинета, где стояли неизменные кожаный диван, два кожаных кресла, невысокий журнальный столик на гнутых ножках.

Секретарша все-таки где-то в окрестностях водилась. Во всяком случае, после звонка академика в кабинет вошла полноватая девчонка в длинном платье. Она поставила на журнальный столик кофейник, фрукты, сахар и конфеты. А академик добавил к сервировке графинчик с коньяком.

— Владимир Георгиевич, вы не в настроении, — поставил диагноз жизнерадостный «колобок» Ровенский, которому многое прощалось из-за бесшабашного веселого нрава и незлобивости. — Сразу скажу суть проблем. Институту механики урезали финансирование на будущий год. Вы пролетели мимо грантов. Уехали за рубеж еще несколько перспективных сотрудников.